Евгений Иванович женился весной 42-го, на девушке из параллельной группы, Машеньке Беловой, сразу после того, как выписался из госпиталя. Он всегда мечтал это сделать, всю свою недолгую жизнь в Москве. И когда сидел рядом с ней на одной лекции в большой поточной аудитории, и когда провожал до подъезда, и даже когда лежал в наспех вырытом, даже не окопе, а просто глубокой яме в снегу, где-то под Яхромой, он тоже очень хотел жениться на Машеньке.
До Войны Машенька жила в угловой комнате большой коммунальной квартиры на Брестской со слепой бабкой и попугаем. Попугай сдох ещё до введения в городе осадного положения, в один жуткий ночной налёт, а бабка — 20 ноября, когда было уже понятно, что всё обошлось. Со спокойным сердцем преставилась, грешница.
Евгений Иванович вернулся в дом № 12 по улице Брестской с негнущейся левой ногой и медалью «За оборону Москвы» под пальто, схватил ничего непонимающую, похудевшую до прозрачности Машеньку, и поволок её в ЗАГС.
Это потом ему будут говорить, что медаль эта очень редкая, потому что мало кто из награждённых дожил до победы, но тогда её никто даже не заметил. На Евгения Ивановича, а потом на Машеньку с горечью в глазах посмотрели крупная тётя в полувоенной форме и скрюченная конторская старушенция и, не сказав ни слова, их расписали.
Машенька стала Евгению Ивановичу первой женщиной во всех смыслах, как и он, был первым мужчиной для Машеньки. Он очень её любил. Любил так, что хотел постоянно быть с ней, обнять и никогда не отпускать, гладить её холодные ладошки, целовать тонкие сухие губы… но нужно было ходить на учёбу и на работу, за водой, за хлебом, за керосином, оставляя её в ледяной комнате одну одинешеньку. А Машенька всё болела, чаще и чаще, почти не выходила из дома, и очень скоро стала похожа на старорежимную фарфоровую статуэтку с тонюсенькими ручками и бледно-сероватым вытянутым личиком, которая стояла у них на пианино. А потом, зимой сорок третьего, когда судьба всего мира опять висела на волоске, Машенька пропала. Ушла за чем-то из дома и не вернулась, будто и не было её вовсе.
Евгений Иванович трое суток искал её всюду, по тёмным улицам и подворотням, в глухих дворах и среди развалин разбомблённых домов, днём и ночью, но так и не нашёл. Сгинула Машенька. То ли в облаву, то ли, просто упав от голода и усталости в обморок посреди улицы, была принята за мёртвую и свалена в одну из многих общих могил…
Пропала Машенька без вести.
Вторая семья случилась уже после того, как Евгений Иванович, закончив очную аспирантуру, пытался защититься по модным в то время (Ашхабадское землетрясение 1948 года) сейсмически устойчивым строительным конструкциям.
Шёл сорок девятый год, мирная жизнь постепенно выталкивала из людей войну и всё, что с ней связано. Нога Евгения Ивановича уже почти полностью сгибалась, и ему вместо второй группу дали третью. Евгению Ивановичу было двадцать семь, а его избраннице, Людочке Мацкевич, лаборантке с кафедры Материаловедения — двадцать.
Сначала Евгений Иванович ходил на «Тряпки»[4] исключительно по делу — там работал его знакомый учебный мастер, Юра Тамарис, который мог выточить практически всё, что его, Евгения Ивановича душе было угодно, практически за спасибо, но вскоре, его стало тянуть туда ещё и по бубновому интересу.
Евгений Иванович заглядывал в лабораторию неразрушающего контроля почти каждый день и очень скоро выяснил, что милая людям лаборантка пользуется успехом не только у него, но ещё и у: Лёни Дриго с «Технологии машиностроения»; Паши Тарасенко с «Колёсных машин»; и даже (нет никакого сомнения) у Михал Михалыча Кокарева, рано овдовевшего заведующего её родной кафедры материаловедения.
Пространство лаборатории, наполняемое её девчоночьим смехом, притягивало мужчин всяких, и по возрасту и по роду занятий, но лишь один должен был выйти оттуда со щитом, таковы были тогда правила игры. Людочка — абсолютно послевоенное, веснушчатое создание в обтягивающем куклячью фигурку синем лабораторном халате — была приветлива со всеми, но Евгению Ивановичу казалось, что улыбается она только ему одному, и, как показало время, оказался прав.
Они поженились летом пятидесятого года и стали жить у Людочкиных родителей в Сокольниках. А в пятьдесят пятом, после всего неполных пяти лет супружества, их молодая советская семья распалась. Неразрешимых проблем за эти неполные пять лет накопилось столько, что Евгений Иванович со счёта сбился, чего, и кто в их семье не может сделать. Людочка никак не могла забеременеть, Евгений Иванович защититься, очередь на отдельную квартиру двигаться, а Людочкины родители поверить в перспективность этой затеи, этого непонятного для них брака…