***
Работа в баре у Мика стала для Серёжи и отдушиной, и спасением от того, чтобы окончательно не сойти с ума, полностью растворившись в своем близнеце и его странных желаниях. Не потерять себя как личность. Выступая на сцене, Серёжа отдыхал душой. Урри составил для него репертуар и требовал безупречного исполнения. А оно заключалось не только в том, чтобы не сбиваться и не фальшивить. Нужен был артистизм и чувственность. В конце концов, тонкий белокурый мальчик должен был стать эротическим символом заведения, привлекая публику не только своим пением и игрой, но и собственной персоной. Надо сказать, в этом плане затея Урри удалась. Многие посетители приходили даже не столько выпить в кругу себе подобных, сколько полюбоваться на прелестного малыша «Барби».
Песню про мальчика Барби Серёжа исполнял довольно часто, она всегда имела большой успех у посетителей. Иногда приходилось петь избитый гей-гимн I will survive, а Fly me to the moon, которую Серёжа пел на школьной дискотеке, особенно полюбилась Бри, её он поэтому тоже часто пел. И ещё ряд песен и инструментальных композиций.
Петь чужие шедевры конечно здорово, но Серёже так хотелось исполнить что-нибудь своё! Пусть даже и не перед зрителями, зато со сцены. Тем более, что он только что написал новую песню.
В одну из сред Серёжа пришел в бар за пару часов до открытия. Мик был где-то в своем кабинете, Бри уехал по делам, в зале был только бармен Димон, тоже непонятно за каким делом явившийся на рабочее место так рано. Серёжа взял гитару, настроил микрофон и начал петь. Песня была им написана под впечатлением от своих новых отношений доминирования-подчинения, которые теперь связывали его с андроидом. И от той роли «нижнего», которую он не мог до конца принять, но совершенно не имел воли открыто противиться ей.
Когда Серёжа замолчал, неожиданно раздались аплодисменты. Хлопал не только Димон, на время забывший про свои коньяки и водки, даже громче него хлопал Мик, который вышел в зал, едва заслышав первые аккорды незнакомой мелодии.
— Прекрасно, малыш! Твоё творение?
— Да…
— Тогда эта песенка уже сегодня будет звучать со сцены. Но с двумя условиями, — Урри выглядел довольным, как кот, объевшийся сметаны.
— Какими? — Серёжа был заранее согласен на любые условия, но всё равно полюбопытствовал.
— Мы немного меняем второй куплет и… петь её буду я.
— Э… ладно, — побывать в роли автора, чьи сочинения исполняет кто-то другой, Серёже тоже очень хотелось.
— Тогда пиши мне текст, мы его отредактируем, пока время есть, а потом я покажу тебе реквизит.
Ближе к концу вечера, когда народу было достаточно, общая атмосфера весёлая и расслабленная, а Серёжа уже спел несколько обычных песен, сыграл пару известных композиций и пошёл отдыхать, на маленькой сцене появились двое — Господин и его Раб. Господин сидел на высоком табурете, он был облачён в черные кожаные штаны, такие же ботфорты на каблуках и жилетку на голое тело. В руке его была плётка. А на другой — часы. Со своим талисманом Серёжа на работе никогда не расставался. Белокурые волосы Господина были взбиты в пышную прическу и залиты блестящим лаком, лицо напудрено и нарумянено, а губы сверкали розовой помадой. Заиграла музыка (которую Мик записал заранее и пустил фоном) и, лежащий у ног Господина Раб, из одежды на котором были только кожаные штаны и ошейник с шипами, пришёл в движение.
Я с детства был послушным,
Ребенком золотушным.
Я не любил проказы,
Но обожал приказы.
Мик был абсолютно прав, эта песня как будто специально была написана для него. Завораживающий голос Урри, напоминающий мурчание большого кота, подходил для исполнения как нельзя лучше.
С тех пор для меня слово шефа — закон,
Вперед — никаких рассуждений.
Я только в одном глубоко убежден —
Не надо иметь убеждений.
Серёжа на сцене присутствовал больше для мебели, иногда ставил ноги на своего Раба, иногда хлестал его плёткой по спине или гладил ей же по груди и животу. Но в основном его задачей было принимать соблазнительные позы и создавать контраст между Рабом — брутальным самцом с идеальным телом, и изнеженной фиалкой-Господином.
В бою о личной шкуре
Не будет думать Урри.
Хозяину в угоду
Пойду в огонь и в воду.
Ползал на коленях перед Серёжей Мик.
Бывает — я бунтую
И шефа критикую.
Я спорить с ним пытаюсь,
Но тут же просыпаюсь.
Поднявшийся с колен Мик кружил Серёжу на маленькой сцене, а затем бросал себе на руку как в танго. Но Серёжа быстро выпрямлялся, отвешивал Урри смачный удар плёткой, тот падал на пол, а торжествующий Господин ставил на него ногу в знак демонстрации своей власти.
Нет, нет, для меня слово шефа — закон.
Вперед — никаких рассуждений.
Я только в одном глубоко убежден,
Не надо иметь убеждений.
Когда Урри закончил петь, а довольные зрители радостно хлопали и издавали одобрительные возгласы, он поднял Серёжу на руки и усадил себе на плечо, словно ребенка.
— Поприветствуем автора слов и музыки, нашего малыша «Барби», Серёжу! — народ захлопал и засвистел ещё больше, а Серёжа весь залился краской и не знал, рад он такому вниманию или не очень.
***
У Серёжи появились поклонники — пожилой мужчина, пытающийся постоянно пригласить юного артиста на свидание или вручить какой-нибудь презент (и от того и от другого Серёжа вежливо, но твердо отказывался) и несколько парней и мужчин помоложе. Они ограничивались предложениями угостить его выпивкой и пообщаться поближе. Серёжа естественно не соглашался — Урри категорически запретил ему флиртовать с клиентами и вообще выходить в зал вне выступления. А так, проблем на работе у Сыроежкина не было. За исключением пары эпизодов.
В один из дней, едва спустившись со сцены, чтобы передохнуть, Серёжа был перехвачен новым посетителем.
— Так, значит, я не ошибся… Ты действительно по мальчикам, — этот голос Сыроежкин надеялся больше никогда не услышать.
— Что тебе здесь нужно? — Серёжа старался говорить спокойно, но к горлу уже подступил противный комок, а живот начало сводить — признаки начинающейся паники.
— Как-то невежливо ты старых знакомых встречаешь, малыш «Барби», — упрекнул его парень. — Давай прогуляемся после того как закончишь?
— Нет.
— Не бойся, я не кусаюсь, — парень протянул руку и попытался дотронуться до Серёжиного плеча
— Руки убрал! — Сыроежкин сжал кулаки и уже приготовился дать отпор.
— Ладно, ладно, — поднял руки в примирительном жесте парень. — Ещё увидимся. Серёжа. Надеюсь, ты будешь посговорчивее.
— Не надейся, Жаботинский! — крикнул вслед уходящему посетителю Сыроежкин. Его трясло, а перед следующим выступлением надо было быть в порядке.
Больше Лёха Жаботинский в баре не появлялся, по крайней мере по средам, и Серёжа быстро забыл о неприятной встрече. Было, правда, ещё два случая — какие-то мутные типы, бесследно затем исчезнувшие, тоже настойчиво предлагали прогуляться, но Серёжа отшил и их. Даже Мику жаловаться не пришлось.
***
А в середине марта в баре чуть не разгорелся скандал.
Со сцены темный зал не очень видно. Серёжа пел нелюбимый свой I will survive, и не видел из-за чего в зале шум и кому из посетителей понадобился администратор. Сыроежкин допел и пошёл на плановый перерыв, который должен был проводить в кабинете у руководства — оставлять Серёжу в зале без присмотра Урри опасался.
Когда Серёжа подходил к кабинету, не поверил своим ушам.