— Ещё раз, какого хрена у тебя в гей-баре делает несовершеннолетний? Или ты хочешь с полицией пообщаться?
— Успокойся и не ломай мне мебель! — Мик заметно нервничал. — Поговори с ним сам, он тебе всё объяснит, и ты убедишься, что никто твоего Серёжу не эксплуатирует и, упаси Боже, не развращает!
Сыроежкин открыл дверь и, вместо того, чтобы влиться в происходящую перепалку, радостно улыбнулся:
— Гусь! Я так рад тебя видеть, ты откуда здесь? — Серёжа не удержался и бросился Макару на шею.
У Гусева разом весь пыл устраивать разборки пропал, он просто стоял, молчал и крепко обнимал повисшего на нем друга. На заднем фоне послышался вздох облегчения.
Оказалось, вернувшись с очередных сборов, Макар Гусев решил немного отдохнуть и развеяться — забыть на полдня про лёд и клюшки и залить тоску по своей неудавшейся личной жизни парой рюмок алкоголя. Через десятые руки он узнал про первый в их городе открывшийся гей-бар «по средам» и пошёл на разведку. Ему ж как раз недавно, на сборах, восемнадцать лет исполнилось (Серёжа его письменно поздравил и ползарплаты в качестве подарка перевёл, с угрозой, что если вернёт — отдаст его родителям). Заходит, значит, Гусев в бар, а там новоявленный «натурал» Серёга песни поет и жопой перед мужиками крутит. Его как бомбануло! Рванул прямиком к администрации разбираться с этим непотребством. Пришёл к директору, а там сюрприз номер два — директор-то — Урри! С которым его Серёга, когда ещё его был, того этого!..
В общем, дело кончилось тем, что Серёжа дальше выступать продолжил, а Макар за столиком рядом сидел, смотрел, слушал и выпивал — его Урри угощал. Мик вообще проявил чудеса обаяния, убедив Гуся, что Серёжа: а) здесь в полной безопасности и б) никаких личных отношений у них нет и с того случая не было. Урри лишние проблемы не нужны. Они в итоге с Макаром чуть ли не друзьями расстались.
А после работы Серёжа подвыпившего приятеля домой повёз. Да, именно повёз. Потому что когда позволяли погодные условия, Серёжа добирался до бара и обратно на мопеде. Элек же его ещё весной починил. Это было важно, потому как заканчивал Серёжа поздно, общественный транспорт в это время ходил редко, а пешком идти долго, темно и очень неприятно — через парк.
В лифте они одновременно потянулись друг к другу и начали целоваться. Когда Макару надо было выходить, он увлёк Серёжу за собой и буквально втащил его в свою квартиру. Хотя почему втащил? Сыроежкин и не думал упираться. В лифте это был всего лишь поцелуй, ничего такого. И не важно, что при этом его мяли за задницу, а он чуть ли не ноги раздвигал. А в квартиру зачем пошёл? Так приятель же пьяный, проводить надо. Гусеву, правда, мать открыла и вполне могла бы его сама до комнаты довести, если что. Серёжа только успел с Валентиной Ивановной поздороваться, Макар запихнул его в свою комнату и закрыл дверь на замок. Дальше Серёжа уже оправдание себе не придумывал — сам первый раздеваться начал. В душ Макар его не пустил, испугался, что передумает и сбежит. Сказал, я, мол, не брезгливый, потом вместе сходим. И залюбил так, что Серёжа имя своё забыл и на каком он свете находится — тоже.
А потом до Серёжи дошло. Он опять изменил человеку, с которым встречается. Опять придётся врать и изворачиваться. Тем более, что Элек забросал его сообщениями, как он добрался до дома и почему не берёт трубку. Пришлось сочинять, что он очень устал и спит. И заодно родителям в очередной раз про девушку наплёл.
Макар уговорил Серёжу остаться на ночь, а потом долго упрашивал к нему вернуться. Насовсем. Ведь ясно же, что никаким натуралом Серёга не стал. Серёжа, в очередной раз, ненавидя себя за враньё, заявил, что Майку он бросить не может и больше изменять ей не будет. Это, мол, минутная слабость была. Больше не повторится. В последнее он даже сам поверил. Макар на его слова только невесело усмехнулся.
Утром, как только за Сыроежкиным захлопнулась дверь, Валентина Ивановна вопреки своим принципам таки высказала сыну всё, что она об этом думает.
— Так нельзя, Макар. Ты совсем с этим мальчиком голову теряешь. Отец дома, ты знаешь, как он к… этому всему относится. Мы же не глухие оба. И ладно бы у вас любовь была!.. Только, как я понимаю, вы опять расстались, — Гусев молчал. Это был слишком болезненный для него разговор, который следовало как можно скорее закончить.
— Да. Расстались… Давай не будем об этом. Я уже взрослый, сам разберусь, с кем и как мне…
— Взрослый. Только неопытный и не понимаешь, что молодость быстро проходит. И тратить её на тех, кому ты не очень нужен, глупо. Не цепляйся за него, подумай о себе…
Макар понимал, что мать права, но со стороны всегда легко рассуждать. А ты попробуй сделай, когда прикипел к человеку так, что без него и не живёшь вовсе. Эх, если бы не хоккей, Макар даже боялся подумать, что бы с ним было! На льду всё, кроме игры становилось неважным…
***
В школе к Серёже сразу же подошёл Элек. Как-то слишком внимательно (или Сыроежкину это только показалось?) его осмотрел и сказал:
— У тебя всё хорошо? Ты странно выглядишь. Вчера что-то случилось?
— Что? — Серёжа непроизвольно дёрнулся. — А, да нет, всё в порядке. Посетитель вчера буянил. Но меня это не касается, — Серёжа старался скрыть волнение. Даже руки за спину убрал.
— Ну хорошо. Сегодня ко мне?
— Конечно!
Дома Электроник вопреки уже сложившейся традиции сразу Серёжу в постель тащить не стал. Крепко обнял его со спины, упёрся подбородком в Серёжино плечо и сказал:
— Серёж, с тобой что-то происходит. Ты как будто закрываешься от меня. Я… надоел тебе?
— Эл, ты чего? Конечно нет! — Серёжа не на шутку испугался. И того, что Эл мог почувствовать его измену, и того, что этот разговор — предлог для самого Элека, чтобы бросить Серёжу. Всё же, как бы не напрягала Сыроежкина специфика их с близнецом отношений, он уже настолько «врос» в него, что расставание представлялось для Серёжи чем-то с одной стороны невозможным, с другой — катастрофическим.
Серёжа повернулся к Электронику, обхватил обеими руками его лицо и поцеловал, долго и нежно. Когда он отстранился, Эл ещё какое-то время стоял в задумчивости, потом, видимо, что-то для себя решил и стал расстёгивать Серёжины брюки и рубашку. Надо сказать, что Элек вовсе не всегда практиковал в постели всякие «игры». Иногда на него что-то находило, и он просто занимался с Серёжей любовью. Без затей и изысков, не стараясь вытрахать из него всю душу, любил, зацеловывая своего двойника с головы до ног, шептал ему всякие нежности, старался доставить удовольствие, а потом долго обнимал, перебирал волосы, нежно целовал в висок и говорил какой Серёжа хороший и замечательный. В такие минуты Сыроежкин готов был душу дьяволу продать — лишь бы эта идиллия не заканчивалась. Но покупатель явиться и исполнить желание не спешил. Видно товар, то есть душа, был так себе.
***
Макар изо всех сил старался последовать совету матери. Но каждую среду поздно вечером ноги сами несли его в бар «Брик», где он садился рядом со сценой, цедил безалкогольный коктейль и смотрел выступление Сергея. Иногда к нему подсаживался Мик, и они болтали о какой-нибудь ерунде. Пару раз он заставал номер под названием «Песенка Урри», где свои таланты демонстрировал сам хозяин заведения, — был в полном восторге. А после окончания Серёгиного трудового вечера они ехали домой. По пути Гусев уговаривал Сыроежкина завернуть в какое-нибудь безлюдное место, там они долго целовались, потом Макар брал одуревшего от возбуждения Серёгу, тот едва кончив, заверял его, что это был последний раз, Макар кивал головой, и они ехали дальше. И так до следующей среды. Водить Серёжу домой Гусь больше не рисковал. В школе они почти не общались, всё остальное время Сыроежкин проводил с Электроником. Такое положение дел Макара не устраивало, но как выйти из этого порочного круга, он не знал.