Выбрать главу

— Просто… осознал, что раз у меня есть… брат… то значит, я — человек.

— Но… это же здорово, Элек! Мальчик мой, ты ведь так этого хотел, — профессор пытался успокоить Электроника, обнял за плечи, ласково потрепал по волосам. Элек не реагировал.

— Мне надо побыть одному.

***

Электроник обещал позвонить Серёже, он это помнил. Но как заставить себя это сделать? Несколько раз он брал телефон, открывал последний вызов и… снова клал трубку на место. Что он ему скажет? Извини, любимый, оказывается, то, чем мы занимались последние четыре месяца — одно из самых отвратительных явлений между людьми. Поэтому, давай останемся друзьями. Или, лучше, братьями — раз у нас общая ДНК. Смешно. А ведь именно так и придётся сказать Серёже, когда они увидятся снова.

Элек так и продолжал лежать на своей кровати, тупо пялясь в потолок. Ещё недавно на этом месте рядом с ним был Серёжа. Они занимались любовью, и Элек мог дотрагиваться до него везде, где только хотел, мог целовать его всего и даже вылизывать, мог чувствовать изнутри его тело, такое тёплое, нежное, желанное… Эл перевернулся на живот, откинул покрывало, уткнулся носом в подушку и попытался почувствовать ЕГО запах. Нет… запаха не было, слишком мало времени провёл здесь его близнец.

Боги, как же Элеку не хватает сейчас его двойника!.. Как он теперь будет без его близости?.. А как Серёжа будет без него? Ах да, у Серёжи ведь есть Макар. Точно. А Элек со всеми этими переживаниями и забыл про него. Забыл, что ревновал, когда узнал, что Сергей до сих пор периодически спит с Гусевым. Чёрт! Сейчас он бы даже согласился делить его с Макаром, лишь бы не лишаться его ласк совсем! И почему раньше, когда они ещё не стали любовниками, Элеку не было так тяжело, как сейчас, когда он узнал каково это — соединиться с любимым, быть с ним одним целым? Как ему теперь быть? Он же не выдержит!

***

Это последнее дело — лежать и рыдать, упиваясь собственной болью, кусая зубами подушку, чтобы родные не слышали, что происходит с их ребенком. Но именно так Серёжа Сыроежкин и проводил вечер понедельника накануне своего семнадцатилетия. Знал бы, что Электроник, который уже несколько часов не звонит и не берёт трубку, занят сейчас ровно тем же самым, посмеялся бы. Или нет. Потому что не смешно это на самом деле. А Гусева прибить мало. Чертов эгоист, чтоб ему пусто было! Надо же придумать такую ахинею! Близнецы, блять! Да хоть бы и так. Плевать Серёже на это с высокой колокольни. Он Эла любит, Эл его тоже, остальное неважно! Может Эл ещё одумается?

Все Серёжины надежды разбились на следующий день. Электроник поздравил его, Серёжа — Элека, и после уроков они пошли в пиццерию отметить это дело. День рождения у них в один день и это не случайность. Громов так подстраховался на случай, если Электроник всё-таки встретится со своим биологическим прототипом — версия о разлучённых при рождении близнецах вызовет у людей меньше вопросов, чем живой андроид, сделанный в лаборатории с нуля.

— Эл, надеюсь, ты выкинул из головы ту дурь, которую Гусь тебе вчера втирал? — Сыроежкин старался говорить непринужденно, будто ничего необычного не произошло и между ними всё по-прежнему.

— Серёж, — Эл отложил кусок пиццы, который ел, и внимательно посмотрел на Сергея. — Возможно, Макар руководствовался и не самыми высокими мотивами, но, — Эл тяжело вздохнул, потом опустил взгляд, немного помолчал, собираясь с духом, потом опять посмотрел Серёже в глаза, — он сказал правду.

— Брось, Эл, нашёл кому верить!

— Серёж, — перебил начавшего психовать близнеца Электроник, — я ему и не поверил. Но, пойми, это слишком важная вещь, чтоб так просто от неё отмахнуться. Я поговорил с профессором, — у Сыроежкина при этих словах не просто пропал аппетит, его стало подташнивать. — И Виктор Иванович почти дословно повторил то, что сказал Макар — с биологической точки зрения мы — монозиготные близнецы.

— Да похуй, Эл! — не выдержал Сыроежкин. — Плевать на эту биологию! По закону мы друг другу никто! Никто, понимаешь? Чужие люди! — вконец распсиховался Серёжа, так что на них стали смотреть другие посетители.

— Прости, Серёжа, — Элек положил свою ладонь на руку близнеца, стараясь хоть как-то его успокоить. — По факту мы — братья.

— Да плевать на это, слышишь?! — Серёже уже было откровенно не важно, что ни них пялится половина зала.

— Можешь плевать, если хочешь, — Эл говорил очень тихо, ему не нравилось лишнее внимание посторонних. — Но наши отношения могут быть только дружескими. Как были до… Нового года, — Элек сглотнул, запил лимонадом, но противный комок никуда из горла не исчез.

— Я не согласен.

— Это от тебя не зависит, — Элек старался говорить мягче, но вышло холодно и зло, — «прав был Макар, — с тоской подумал Элек, — на Серёжу в этом отношении надежды нет».

***

А дальше всё вообще полетело к чертям собачьим. Ни в какую не желающий смириться с фактом их родства и вытекающей из него невозможности сексуальных контактов Сергей буквально не давал прохода Электронику. Домогался и приставал при каждом удобном случае. Распускал руки даже в школе, когда никто не видит, подкарауливал у подъезда, ходил за ним по пятам. В общем, превратился в озабоченного маньяка.

Нормального человека такое навязчивое поведение только оттолкнуло бы и испугало. Но Элек, который сам изнывал от желания не меньше Серёжи, просто обладал бОльшим самоконтролем и ответственностью, чувствовал, что на долго его не хватит. Он сдастся и уже вполне осознанно погрязнет в кровосмесительной связи сам и утянет за собой брата. То, что Серёжа, когда речь идёт о его удовольствиях, не сильно придерживается морали, это Эл давно понял. А разве правильно способствовать нравственной деградации любимого человека? Много ли стОит в таком случае любовь Элека? В связи с этим, ради себя и даже в большей степени ради Сыроежкина Электронику пришлось принять трудное, но единственно верное в данной ситуации решение — отказаться от любого тесного общения со своим близнецом. Ни о какой дружбе и братских отношениях, как изначально надеялся Элек, речи уже не шло.

***

Серёжины преследования тем временем перешли всякие разумные пределы. Он приставал к Элу с разговорами прямо на уроках, и учителя стали его отсаживать за другую парту. Как маленького. «Стыдись, — говорили они, — взрослый парень, а ведёшь себя как ребенок».

На физкультуре Серёжа разыграл целое представление — якобы он упал и повредил ногу и теперь ему нужна медицинская помощь. Сам он до медкабинета не дойдёт и только Эл Громов может его туда сопроводить. Эл, конечно, не отказал — за Серёжино здоровье он всегда волновался. В итоге обеспокоенный андроид ждал близнеца в коридоре. И был немало удивлен, когда врач чуть ли не пинками выпроводила за дверь полностью здорового Сыроежкина, выговаривая ему за симуляцию и попытку прогулять урок. Эл насторожился.

Потом Сергей звонил из собственного подъезда и слёзно умолял опять его выручить — типа он потерял ключи от квартиры, и только Эл может вскрыть замок (Эл действительно замки умел вскрывать не хуже рецидивиста-домушника). Элек пришёл. Но замком заняться не спешил. Вместо этого он развернул Серёжу лицом к стене и почти профессионально обыскал. Не хуже полицейского. Нашёл у него в кармане ключи, вручил владельцу и, ни слова не говоря, ушёл.

Следующим спектаклем «артиста» стал приступ гастрита, скрутивший несчастного прямо на математике перед итоговой контрольной. Играл Серёжа натурально, даже Таратар проникся и попросил кого-нибудь проводить Серёжу домой. Например, Элека. Они ведь так дружат, и вообще родственники. Только Эл отказался, а вызвался Макар, которому на эти Серёгины эскапады было и больно смотреть, и стыдно за него. Электроник этого сделать не позволил. Он демонстративно набрал номер скорой, на весь класс заявив, что острый живот — это не шутки, и рисковать Серёжиной жизнью, оттягивая время, нельзя. Таратар согласился. Оперативно приехавшая скорая осмотрела пациента, вынесла вердикт «здоров» и попросила в следующий раз их не беспокоить. Вдруг что серьезное где случится, а все бригады из-за таких вот горе-симулянтов, которые хотят контрольную прогулять, на выезде. Стыдитесь, молодой человек. Но устыдились только Гусев, Электроник и… Таратар. Серёге было похрен, он кроме своей цели ничего знать не хотел.