А в среду случилось такое! Народ даже телефоны достал и снимать начал, чтоб потом в Контактике запостить.
Дело было перед первым уроком. Все уловки у Серёжи кончились. Он к Электронику подошёл и прямо ему так заявил: «Жить без тебя не могу. Я согласен на только дружбу и всё, что ты скажешь, только не игнорь меня больше». Тихо в принципе сказал, никто больше и не слышал. И за руку его легонько взял. Только Элека от этого прикосновения ток прошил. И в прямом, и в переносном смысле. Учитывая его физиологию-то. Ещё чуть-чуть, он бы не выдержал и сам в объятия своего близнеца бы кинулся. Да что в объятия! Завалил бы его прямо там, при всех. А словам он после всех Серёжиных концертов ни на йоту не поверил. Поэтому, как ни обливалось его сердце кровью при виде страданий любимого, Элек не мог допустить слабость, за которую потом будет себя ненавидеть.
— Всё кончено, Серёжа. Никакого личного общения между нами не будет.
— Нет, Эл, нет! Не бросай меня! — в отчаянии Серёжа почти перешёл на крик. — Ты не можешь так со мной поступить, — он буквально вцепился в андроида обеими руками, пытаясь как можно крепче прижать его к себе. И тут Эл сделал то, чего не смог сделать в школьном туалете четвёртого этажа после новогодней дискотеки — он оттолкнул Сыроежкина. Серёга бухнулся на пол задницей, но затем он не встал, он пополз… Элек стоял и смотрел на него безумными глазами, не замечая направленных на них телефонных камер. Стоя перед близнецом на коленях, Серёга обнял его ноги, уткнулся лицом ему в колени и умолял: «Пожалуйста, Эл, пожалуйста, не бросай меня!.. Эл!..»
— Я ухожу. Пожалуйста, не приходи ко мне — я не открою, — с этими словами Элек выпутался из крепкой Серёжиной хватки, схватил свой рюкзак и быстро покинул класс, — Серёжа так и остался сидеть на полу. Он не стесняясь плакал. А на камеры одноклассников ему было наплевать. Зато было не наплевать Макару.
— Уберите телефоны! Блять, да что ж вы за люди! — он опустился на пол к Серёже, попытался его обнять, успокоить, а заодно закрыть собой от беспардонных операторов.
Но Серёжа вдруг плакать перестал, а всё его горе и отчаяние разом трансформировалось в злость и агрессию. Он вскочил на ноги:
— Это всё из-за тебя! — крикнул Сергей бывшему любовнику. — Из-за тебя он ушёл! — Серёжа сжал кулаки.
— Успокойся, Серёга, — Гусев поднялся навстречу Сыроежкину и тут же получил удар в челюсть. Он не успел увернуться, просто не ожидал. Серёжа ведь никогда не дрался.
Следующий удар Макар уже не пропустил — перехватил руку Сыроежкина, заломил за спину, а самого его прижал, держа за шею, к соседней парте.
— Сука, блять! Мразь! Чтоб ты сдох, сволочь! Урод! Это ты во всем виноват! Из-за тебя он ушёл! — не взирая на крепкую хватку на шее и то, что одной щекой он был впечатан в парту, Сыроежкин изрыгал проклятия в адрес Гуся и бил свободным кулаком по твёрдой поверхности.
— Что здесь происходит?! Макар! — вошедший в класс Таратар застал странную картину — Макар Гусев, держа одной рукой за шею, а другой заломив за спину его руку, прижимал друга грудью к столу, а тот матерился и безуспешно пытался вырваться. Вокруг стояла толпа одноклассников и снимала происходящее на свои телефоны. Не участвовали в этом дурдоме только Кукушкина, которая с брезгливостью смотрела на всё издали, и Корольков, на лице которого было написано такое страдание, будто это ему Гусев сейчас руку выворачивал.
— У Серёжи истерика, Семён Николаевич, — обратился Вовка к учителю. — Если Макар его отпустит, он опять драться полезет.
Таратар внимательно посмотрел на Макара — у него была разбита губа. То, что Гусева побил одноклассник, уже было что-то за гранью. А тем более худосочный Сыроежкин! Хвала богам, Макар не дал ему сдачи — иначе пришлось бы вызывать Серёже скорую и в этот раз — по делу! Таратар убедился, что Сергей больше не ругается и не дёргается, только тяжело дышит.
— Макар, отпусти его.
Гусев убрал руки и отошёл от Серёжи на пару шагов. Тот с трудом выпрямился, пошевелил пострадавшей конечностью и, не глядя ни на кого, прошёл на своё место.
— Садитесь, ребята. У нас урок, — Семён Николаевич счёл инцидент исчерпанным и приступил к своим непосредственным обязанностям.
До конца дня Серёжа ничего не писал — берег руку. Ему ведь ещё играть вечером. Счастье, что Гусь сам ему по роже не съездил, иначе про выступление можно было бы забыть. На учебу ему насрать с высокой колокольни — она почти уже закончилась, какие-нибудь оценки ему всяко поставят. А с Элом он ещё поговорит. Завтра в школе. Раз домой к себе он не пустит. В школе-то ему деваться некуда, а чтобы прогуливать — Эл слишком правильный. Хотя, сегодня вот сбежал…
А Макар был уже и не рад, что затеял всю эту интригу. Такой реакции от Серёги он не ожидал — тот совсем с катушек съехал и последний стыд потерял. Гусев сам был готов под землю провалиться, когда Сыроега при всех на коленях перед роботом своим ползал и умолял не бросать его.
***
Весь день и весь вечер Серёжа не звонил Электронику и не писал ему. Боялся, что тот сгоряча заблокирует его где только можно, и как тогда с ним связываться? Отработав вечер в баре (с большим, надо сказать, моральным и физическим трудом — рука-то ещё болела, а на душе скребли кошки), Серёжа пошёл на парковку за мопедом. Парковка — громко сказано. Так, маленькая площадка у самого бара. Там обычно только машина Бри, байк Мика и Серёгин мопед обретались. Посетители-то все пьющие, а персонал на общественном транспорте ездит.
Взял мопед Серёга и от досады чуть опять не расплакался — обе шины были спущены! Это ж надо, а? И, главное, байк с тачкой хулиганы не тронули, испугались. А вот дешевенькая Серёжина Альфа пострадала. И прямо под камерой видеонаблюдения! Толку от них… Делать нечего, пришлось Сыроежкину домой пешком идти — двенадцать часов почти, транспорт в его сторону практически не ходит. Можно, конечно, такси вызвать, но денег жалко. Серёжа на байк копил. Он когда первый раз чёрный Кавасаки Мика увидел, так и влюбился. В байк в смысле. Ну, и немного в Мика. Только Мик — в прошлом, а мотоцикл так и остался светлой Серёжиной мечтой.
Через парк идти было и тоскливо, и противно, и, что уж душой кривить, страшно. Фонари, конечно, горят, но света от них немного. Народу — никого. На самом деле это хорошо, если действительно никого. Как-то не хочется на местных нариков или гопоту напороться.
Серёжа шёл быстро, вздрагивал от каждого шороха, пристально вглядывался в темноту, но всё равно пропустил момент, когда от тенистых зарослей отделились три мужские фигуры, преградили ему путь, а потом сразу же взяли в кольцо.
— Что вам от меня нужно? — от начавшейся паники у Серёжи почти пропал голос. Впрочем, отвечать ему никто и не собирался. Вместо ответа Серёжа получил удар в живот. Несильный, но точно в солнечное сплетение. Пока Сыроежкин, скорчившись от боли ловил воздух ртом, его подхватили за руки и за ноги и понесли в сторону от дорожки. Бросили на небольшой полянке около старого раскидистого дуба. Едва придя в чувства, Серёжа попытался встать и броситься бежать, но был буквально впечатан в ствол дерева самым крупным из хулиганов. Он не стукнулся головой, но перед глазами замелькали цветные круги, а потом ещё некоторое время всё двоилось. Тем не менее, Серёжа смог рассмотреть нападавших — на всех троих мешковатые штаны, объемные толстовки с натянутыми на нос капюшонами и… замотанные платками по самые глаза лица. «Наверное, не убьют… Опознать их невозможно», — мелькнуло в голове у Серёжи. И словно в подтверждение его мысли один из троицы сказал: