— Иди домой, — пауза. — Пока.
Связь прервалась. Сыроежкин сквозь слёзы смотрел на экран смартфона, оповещающий, что вызов завершён. А «по ту сторону трубки» в аэропорту Шереметьево Элек Громов обеими руками закрывал себе рот, чтоб хоть так сдержать рыдания и окончательно не потерять лицо перед близкими. Они с профессором и Машей только что прошли регистрацию на рейс во Франкфурт-на-Майне.
***
— Гусь, прости… я…
— Серёга, что случилось, ты где? — Макар, как ни странно, взял трубку сразу и тут же переполошился, не давая Сыроежкину договорить.
— В парке…
— Блять! Я щас буду, сделай так, чтоб я тебя видел на картах Гугла, — Гусев пыхтел и кряхтел пока говорил, видно, параллельно одевался. — А то парк большой.
— Хорошо… я на скамейке… где-то… — Сыроежкин был уверен, что Гусь после всего, что он устроил сегодня в школе, тоже пошлёт его, и позвонил больше для очистки совести. Ан нет… Гусь его никогда не предавал. Хотя, то, что это именно он заварил всю эту кашу из-за собственной ревности, Серёжа не забыл. И не простил. А Эла… Эла он старался оправдать — ведь почти месяц он не давал Электронику жизни, врал, пытался грубо манипулировать его чувствами. И в итоге сам оказался в положении мальчика, который долго и не по делу кричал «Волки!»
Когда запыхавшийся Макар нашёл его, неподвижно лежащего на скамейке, то на секунду даже подумал, что опоздал. И сам чуть кондратия не хватил, прямо там же. Сыроежкин лежал с закрытыми глазами на скамейке, свесив руку и почти, казалось, не дышал. Макар первым делом проверил его пульс на шее, выдохнул с облегчением, провёл рукой по Серёжиной щеке, легонько потряс за плечо.
— Серёга, ты живой? Идти сам можешь?
Серёжа медленно открыл глаза и даже слабо улыбнулся.
— Да… Вот домой шёл… Какая-то гопота пристала, по башке настучали… Так что, меня штормит теперь… — Макар при этих словах осторожно ощупал Серёжину голову, не нашёл ни крови, ни шишки, немного успокоился и предложил вызвать скорую.
— Нет!
— Почему? У тебя ж сотрясение, лежать надо, — удивился Гусев.
— Просто помоги добраться до гаража!
— Ой, дура-ак! — спорить и пререкаться с другом, у которого, видимо, последний ум отшибло, Макар смысла не видел. Он поднял с земли Серёжин телефон, который тот выронил пока валялся в полубессознательном состоянии, машинально сунул его себе в карман, поднял Сыроежкина на ноги, крепко обхватил за талию, перекинул одну его руку себе на плечо и двинулся с ним к дому.
Несколько раз они останавливались — Серёжа совсем замёрз, и Макар накинул свою куртку поверх его. Потом Сыроежкина опять тошнило, пару раз он чуть не упал… В общем, с горем пополам добрались они до дома.
— Я же в гараж просил, — Сыроежкин сидел на полу кабины лифта, Макар из солидарности присел рядом. — Я родителям в таком виде не покажусь.
— Завались, мы ко мне сейчас.
— Там твои… они моим скажут…
— Только мать, отец в командировке. А мать не скажет, если я порошу.
Увидев Серёжу, Валентина Ивановна только ахнула — тот был ровного бледно-зелёного цвета.
— Что с ним?
— Сотрясение.
— Так скорую же надо!
— До утра не помру, — еле ворочая языком успокоил мать Гуся Сыроежкин. — Утром вызову врача. — Можно у вас помыться? Я замёрз очень…
— Куда тебе мыться?! В кровати отогреешься, — возмутился Макар глупости своего товарища.
— Мне надо, — твёрдо сказал Серёжа. — Я грязный. Очень, — и дернулся по направлению к ванной.
— А, хрен с тобой! Потонешь там — сам виноват будешь… — Гусев приволок приятеля в ванну и стал набирать воду, пока тот раздевался. — Зале…зай… — среди кучи брошенной посреди ванной Серёжиной одежды, взгляд Макара упал на его нижнее бельё. На светлых трусах ясно были заметны красно-бурые пятна. — Ну-ка стой! — он развернул всё ещё плохо стоящего на ногах Серёжу спиной к себе — на внутренней стороне бёдер Сыроежкина Макар увидел следы запекшейся крови. Провёл по ним рукой… да, там была не только кровь. — Ложись в ванну, Серёжа. Помочь тебе помыться? — Макар говорил тихо, в горле был ком, а сердце почему-то закололо. Гусеву стало ясно, что случилось с его Серёжей.
— Нет… я сам. Можно, я один… побуду? Пожалуйста… — Сыроежкин не видел больше смысла скрывать от друга правду, но и обсуждать эту тему он не хотел. По крайней мере сейчас.
— Я за дверью буду. Не закрывайся.
***
Некоторое время Макар просто сидел за дверью ванной и прислушивался к плеску и переменчивому шуму воды, говорящему, что человек внутри подаёт какие-то признаки жизни и причин для волнения нет. Потом вспомнил, что в кармане куртки у него Серёгин телефон, достал его и, чтобы немного отвлечься от невесёлых мыслей, стал изучать его содержимое. Что он хотел там увидеть? Просто чуть больше узнать о жизни небезразличного ему человека, в частности о той её части, что была ему до недавнего времени неизвестна — отношениях Серёги и его двойника-андроида. Наверное, Макару следовало бы начать с их переписки, в конце концов, это самый информативный источник. Но он открыл Галерею. Последний медиа файл был двадцатиминутным видеороликом, и Макар нажал на воспроизведение.
На десятой минуте Гусев поставил ролик на паузу и побежал в туалет. Еле успел — его вырвало, а потом ещё минут пять он не мог прекратить выкручивающие наизнанку пустой желудок спазмы. Кое-как прополоскал в кухне рот и дрожащими руками стал наливать себе в чашку Хеннесси из батиных запасов. Смотреть дальше он заставил себя с трудом — негоже себя беречь, в то время как Серёга всё это пережил на собственной шкуре. Мерзкое видео Гусев скачал на свой телефон. На всякий случай — вдруг можно будет как-то опознать подонков?
— Посмотрел, да? — Серёга, чуть менее зелёный чем раньше, держась за стенку, в халате Макара притащился на кухню, где Гусь со вселенской скорбью на лице прикладывался к бутылке, уже не утруждая себя переливанием жидкости из одной ёмкости в другую. Серёжа даже не разозлился, что друг бесцеремонно роется в его личных вещах — Гусю можно. Он хоть и бывает мудаком, но… Гусь — это Гусь.
— Пойдём, ляжешь, — Гусев, несмотря на некоторый хмель, бережно подхватил на руки Сыроежкина и понес его в кровать. Серёга не сопротивлялся — не в том состоянии был. Себе Макар постелил на полу рядом — посчитал, что Серёге сейчас лишний контакт будет неприятен. Серёжа сказал: «Спасибо».
Спал Гусев плохо. На полу неудобно, а главное, в перерывах между кошмарами он проверял Серёгино дыхание и пульс. И будил его дурацкими вопросами. Сыроежкин каждый раз посылал его нахуй, и Макар тогда успокаивался ещё на какое-то время — в кому не впал — и хорошо.
Утром, пока ждали врача, Гусев всё-таки затронул болезненную тему:
— Почему это видео у тебя? Ты же с ним в полицию пойдёшь.
— Не пойду. Сам же видел, их не опознать. Если только по членам и пальцам, — невесело усмехнулся Сыроежкин. — А мне они его оставили типа «на память». Мол, если я всё же заявлю, они смонтированный ролик всем одноклассникам и тем, кто меня знает, разошлют. И там я не жертва буду, а обычный пидор. Который к тому же даёт всем подряд, — мрачная усмешка опять исказила красивое Серёжино лицо. — Я так жить не смогу.
— А если они тебя шантажировать будут?
— Тогда… не знаю. Правда.
***
Надо сказать, что Сыроежкин вовсе не упивался жалостью к себе и ненавистью к насильникам. Частично причина была в том, что он не воспринял их как людей — слишком обезличенно они выглядели. Частично, и это было очень странно, он им был даже в какой-то степени благодарен — они не убили его, не причинили серьёзных повреждений и, судя по всему, не имели таких намерений изначально.