Электроник сидел бледный, неподвижно глядя в пустоту. Новая информация выбила его из колеи. Получается, он не просто обеспечил Серёже проблемы в школе, проявив себя слишком одарённым учеником, он ещё и бросил его одного с ними разбираться, трусливо сбежав при первых же возникших трудностях. С одной стороны, это очень даже по-человечески. Только радости от этой мысли Электроник не испытал абсолютно. Человеком он стать хотел. Это бесспорно. Но каким? «Лучше уж быть хорошей машиной, чем плохим человеком», — решил для себя Электроник. Или это результат работы одного из программных модулей, отвечающих за его морально-нравственные установки? Точно на этот вопрос никто не ответит.
— Я ему помогу. Что мне надо делать?
— Звони Гусю, он проинструктирует, — Майка обречённо протянула Элеку свой старенький Престижио.
***
Неприятности поджидали Серёжу как только он переступил порог родной школы, едва придя в себя после болезни. Для начала Таратар вызвал Сыроежкина к доске, чтобы тот популярно объяснил всему классу решение предстоящей на экзамене задачи. На вопли подстрекаемого Макаром Королькова, что несправедливо всё время Серёгу спрашивать, и что он тоже хочет, Семён Николаевич никак не прореагировал, Серёжины слова о плохом самочувствии и вовсе пропустил мимо ушей, сказав, что раз пришёл в школу, значит здоров, и лично сопроводил юное дарование к доске и вручил мел. Пять минут позора, смешки одноклассников и удивлённый взгляд Таратара поверх очков, едва не довели несчастно Сыроежкина до слёз.
Следующим уроком была физика, где ситуация повторилась один в один. Серёжа почти привык. Русский с литературой прошли на удивление спокойно, хотя не ожидающий уже ничего хорошего от жизни Сыроежкин был морально готов к очередной подставе от двойника. Однако, родную речь во всех её проявлениях Серёжа действительно хорошо знал. Он даже сам писал стихи, о чём никто кроме Электроника не догадывался. Случайно встреченный на помойке двойник произвёл на Серёжу такое сильное и приятное впечатление, что он в первый же день знакомства решил сам его очаровать. И не придумал ничего лучше, чем продемонстрировать ему единственный свой талант — автора-исполнителя песен категории «шесть плюс». Незамысловатая песенка про лодырей-школьников, которые не хотят учиться, а хотят гулять, исполненная под аккомпанемент акустической гитары, очень понравилась андроиду, хотя он и не придерживался такой идеологии.
Дальше была химия, где Серёжин позор у доски растянулся аж на целых пятнадцать минут. Химичка, в отличие от физика и математика никак не могла поверить во внезапную Серёжину деменцию и всё пыталась добиться от Сыроежкина внятного ответа. Англичанка, как только начался урок, обратилась с Серёже с какой-то тирадой на английском языке, которую он понял в лучшем случае на треть и никак не мог взять в толк, почему она на него так выжидательно смотрит, словно он ей денег должен и не отдаёт. Оказалось, должен. Только не денег, а доклад на двадцать минут с обзором творчества Чосера.
Серёжа думал, что всё самое страшное позади, к чувству стыда и собственной ущербности он уже вполне адаптировался, но неприятности, которые с ним уже случились, были только цветочками. Настало время ягод.
После уроков Гусев с Корольковым пошли разбираться к Таратару с какими-то Макаровыми учебными делами, а Серёжа, который уже видеть не мог физиономию математика, решил подождать друзей внизу в вестибюле. Народ почти весь разошёлся по домам, только секция тяжёлой атлетики в виде группы одиннадцатиклассников толпилась у дверей спортивного зала. Видимо, ждали своего «главного». Серёжа сидел расстроенный и злой, полностью погрузившись в свои мысли, и не мог заметить заинтересованных взглядов, время от времени бросаемых старшеклассниками в его сторону.
— А, вот и наш чемпион! — Серёжино самокопание было нарушено самым грубым образом. Перед ним на корточках присел здоровый бугай и как-то нехорошо лыбился, глядя на Сыроежкина.
— Чего тебе надо, Жаботинский? — на светскую беседу Серёжа сейчас настроен не был. Тем более с этим придурком, у которого все мозги в мускулы перетекли — это все знают. Ничего общего с прославленным спортсменом Лёха Жабин, кроме увлечения тяжёлой атлетикой не имел, но кликуха за ним закрепилась, и теперь его все только так и звали.
— Как что? Мастер-класс сейчас нам покажешь, — деланно удивился парень. — Эй, пацаны, — крикнул он своим одноклассникам, — сейчас нас звезда спорта тренировать будет!
— Чего? Совсем ебанулся? — не понял юмора Сыроежкин.
Ответа его не удостоили, а буквально за шкирку втащили в спортивный зал под смешки и улюлюканье тяжелоатлетов. Там его отпустили, окружив со всех сторон.
— Ребята, вы чего? — Серёжа в растерянности смотрел на парней и совершенно ничего не понимал. — Чего вам от меня надо?
— Сыроежкин, не строй из себя дурачка, — Серьёзно сказал Лёха. — Мы хотим посмотреть, как такая сопля как ты, одной рукой пятьдесят килограмм поднимает.
— Я не поднимаю, это какая-то ошибка, — пробормотал Серёжа.
— Нам Ростик все уши прожужжал, как ты катившуюся штангу остановил, а потом её на плечо к себе закинул и на место отнёс. А нас бездарями и лентяями назвал. На твоём фоне.
— Не могло такого быть, это ему с перепоя показалось, — Серёжа начал догадываться в чём дело. Тем более Гусь, как серьёзный спортсмен, тоже был шокирован выходкой Электроника, пока не узнал от Серёжи что к чему.
— С перепоя, говоришь? — Жаботинский достал телефон и продемонстрировал Серёже пару фотографий, на которых Электроник, одетый в его спортивную форму действительно несёт штангу. Кто-то из освобождённых, видать, сфоткал на уроке и выложил на всеобщее обозрение.
— Я сейчас всё равно не могу, я не в форме, — Серёжа имел в виду, что его физическая форма далека от идеала после болезни. Но гад Лёха под смешки своих приятелей предпочёл сделать вид, что понял его буквально.
— Ребята, поможем чемпиону раздеться! — крикнул парням Лёха под их одобрительные смешки и возгласы.
Старшеклассники всей толпой окружили Серёжу и принялись его раздевать. Стащили с ошарашенного внезапной атакой Сыроежкина всю одежду, попутно облапав его где только можно и издеваясь над его реакцией. Серёжа стоял весь красный, растрёпанный с выступившими на глазах слезами, прикрывая руками пах. Трусы на нём оставили, но не привыкший к публичному оголению Серёжа был в полном смятении и чувствовал себя абсолютно беззащитным. Парни смеялись над ним, обсуждали его ещё не до конца сошедшие синяки, не стесняясь их трогать, делали сомнительные комплименты Серёжиной заднице, награждая болезненными шлепками, хватали за ляжки, кто-то ущипнул его за сосок. Чем-то такое отношение напомнило Серёже Гусева. Несмотря на весь свой ужас и стыд Серёжа возбудился, что, конечно же, не осталось не замеченным парнями, вызвав у них новую волну издёвок, шлепков и хохота.
— Ну что, где штанга? — Жаботинский вспомнил зачем они вообще сюда пришли.
— Лёх, какая ему штанга ты чё? Рухнет он или покалечит кого-нибудь. Сам что-ли не видишь? — подал голос разума кто-то из качков.
— Да-а-а, — согласился Жаботинский. — Но таскал же он её на фотке-то. Да и Ростик, конечно, старый маразматик, но так просто врать бы не стал. О, придумал! На скамью его, там, если чё подстрахуем, — скомандовал своим Лёха.
Серёжу тут же подхватили за руки и за ноги и понесли в отсек спортивного зала, где стояли тренажёры. Была там и штанга на стойке, под которой имелась специальная скамья для жима лёжа. Вот на эту скамью и положили на спину трепыхающегося в крепком захвате и матерящегося Сыроежкина.