— Тиу, — жалобно ответил малыш.
Со стороны я услышала тогда недовольное «хм» и затем заметила, как Ари качает головой. Редко вообще замечала, чтобы он даже так делал. Возможно, такое проявление эмоций означало сильное… Вот только что?
Мы быстро нашли сумки, переоделись и вскоре отправились в путь. А оранжевое прелестное платье осталось там. Как бы мне не было грустно с ним прощаться — но лучше бы вообще не покупали. Да, раньше я никогда не носила подобную красотищу. Мне нравилось, как оно шуршит, двигается вместе со мной, приподнимает свои края во время кружения. Но долго идти в нем — тяжкий труд, да и нести такое — занятие не из легких.
Хорошо хоть Ари не посмеялся надо мной, когда стояла над обычной вещицей и прощалась. Казалось, он все понимал. Но не может же человек знать, что я сейчас думаю и чувствую. Я ведь его совершенно не понимаю. Даже сейчас, спустя все то, через что прошли.
— Нам нельзя здесь оставаться, — прошептал тогда Ари и потянул за собой.
Не помню, как долго мы шли, где именно легли спать, но отчетливо в памяти вырисовалось то утро. Вскрик Ари, его «Мар, Астопи!» и как я проехалась по земле, потянутая за руку. Подобное повторялось много раз. Голубоглазику просто не нравилось, что какой-то человек меня обнимает, прижимает к себе. Наверное, он ревновал или просто защищал. Или астопи думал, что меня пытаются задушить. Сперва забавно было наблюдать, как длиннохвостик пытается прогнать Ари прочь. Но со временем это начало надоедать.
Первые два дня полуголого путешествия словно отошли в прошлое, стали пройденным этапом. Ведь мы теперь были полностью одеты, на глаза не попадались его находящиеся в движении мышцы. Ари словно закрылся, отдалился, отгородился. И это проявлялось не в его отношении. Нет, он и дальше помогал подниматься на ноги, когда в очередной раз я падала, притягивал к себе ночью, изредка целовал в висок, да и на мои вопросы отвечал. Но что-то мешало.
— Что не так? — спросила я у него на третий день после воссоединения с голубоглазиком.
Я долго терпела, надеялась, что просто такой стал из-за кошмаров, которые появились только после виселицы. Ведь до нее Ари хоть и подскакивал иногда, но не вскрикивал. И ими не поделился, не рассказал, что так его беспокоило. После них непродолжительное время он дрожал, глубоко дышал и только смотрел на меня. А после… ложился рядом, обнимал еще крепче и зарывался носом в мои волосы. Но не рассказывал.
— Накира, — остановился Ари после моего вопроса.
Не знаю почему, но он почти никогда не называл неполным именем.
— Кррр, — в тот же момент раздалось на моем плече.
Голубоглазик, как и в остальное время в те дни, не хотел идти рядом или летать в небе. Он постоянно был возле. Астопи то нежился на плече, то на моей руке, и только изредка шел, обхватив длинным хвостом ногу или запястье.
— Достал, — поджал губы Ари и отвернулся.
Астопи резко упал назад, громко вскрикивая и ударяясь о землю. Не знаю, что именно произошло, но птенчик сразу же взмыл в небо и начал пулей нестись на Ари, под самый конец выставляя вперед четыре свои лапы с острыми когтями.
Из-за страха за обоих у меня защемило сердце. Казалось, сейчас я увижу монстра в действии. Уже промелькнул перед глазами его кинжал, а затем окровавленное сердце и… мертвое тело моего малыша.
Но я ведь обещала, что не позволю Ари так поступить. Да, приняла его, простила, если так можно выразиться. Я дала клятву себе, что уберегу животных от него, а самого Ари остановлю любыми возможными способами. Пока я рядом, он не убьет ни одного зверя. Потому что мой монстр — хороший.
Только поэтому в тот миг я потянула за связанные летной руки и подставилась сама. Боль резко сковала весь левый бок. Плечо, рука и часть спины сразу же начали неприятно пульсировать.
Но это был не конец.
Голубглазик словно с цепи сорвался. Он снова взмыл вверх и не обращал на меня внимание. Я посмотрела на Ари, но не нашла у того в руке даже признака оружия. Оказалось, он не пытался навредить длиннохвостику.
— Успокойся, — не повышая голоса обратилась я к астопи.
Тот сразу же послушался, приземляясь на лапы и затем ложась на мягкую траву.
— Что ты сделал? — на этот раз повернулась я к Ари.
Несколько ран до сих пор жгло. Я ощущала, как с них начало стекать что-то теплое. Но мне было плевать.
— Давай залечим, — поднял Ари мою свободную руку и внимательно ее осмотрел.
Я же только следила за ним, ожидала ответа и намеревалась его получить.
Ледяные глаза человека, спасшего мне жизнь, которому обязана больше всех на свете, снова встретились с моими. Они редко становились теплыми, в них не отражались искорки, какого-то интереса, задора — вообще ничего. Если говорят, что глаза — это зеркало души, то тогда у Ари ее просто нет. Или же она каменная, ледяная, черствая.