– Несомненно.
Стив усмехнулся.
– Завидую вам, – сказал он.
– Это отчего же?
– Хорошее у вас, должно быть, здоровье. Если б я столько пил – давно бы богу душу отдал.
Осмелев, Кейси похлопал его по плечу.
– Я на отдыхе, старина, – сказал он. – Ясное дело, обычно я столько не пью.
Внутренний голос что-то язвительно забрюзжал, но Кейси его проигнорировал.
Настроение у него было вполне себе приподнятое.
Его роман писался.
Наконец-то писался.
Неважно как.
Главное – писался.
И чёрт с ним, что он пьёт как заправский матрос, главное – он пишет.
– Почему бы не стать Хемингуэем, – внезапно произнёс он вслух.
Стив непонимающе уставился на него.
– Что вы сказали, сэр? – переспросил он, доливая виски в стакан Кейси.
– Хемингуэй… такой писатель, – виски уже явно начал действовать, и, кажется, Кейси даже сам ощущал, сколь размашистыми стали его движения; при слове «писатель» он так взмахнул рукой, что едва не сшиб стоящий на барной стойке стакан.
– Я знаю, кто такой Хемингуэй, сэр.
– Так вот, – Кейси наклонился над стойкой. – Хемингуэю принадлежит знаменитая фраза: «Пиши пьяным – редактируй трезвым». Смекаешь?
Стив улыбнулся одними губами.
– Я не совсем понимаю, что вы этим хотите сказать, сэр, – сказал он. – А теперь простите, меня ждут другие посетители. Если вам понадобится что-либо, позовите.
Кейси кивнул, после чего от души отмахнулся вслед отошедшему бармену. Одним из «ждущих посетителей» оказалась хорошенькая девушка лет двадцати пяти; её длинные золотистые волосы делали её похожей на какую-то сказочную принцессу, и Кейси искренне изумился, подумав, что делает такая красотка в подобной дыре.
Делая очередной глоток виски, он вспомнил, что хотел спросить Стива, давно ли в этом заведении работает Джо, но, разумеется, едва возникший вопрос вылетел у него из головы.
Если жрать столько виски, сколько ты, детка, из головы вылетит даже твоё чёртово сраное имя.
Кейси злорадно усмехнулся куда-то в сторону, искренне посылая внутренний голос подальше.
Нихрена подобного, всё хорошо.
Всё лучше, чем можно было бы себе представить.
Ему пишется – это главное.
Пишется.
Правда, есть одна небольшая проблема: он ни черта не помнит о том, как именно всё это писал, но разве это важно?
Самое главное, что текст, который Кейси видел в своём ноутбуке наутро, был безупречен.
Нет, не так.
Он был совершенно и полностью безупречен.
Безупречен настолько, что его даже не приходилось редактировать.
Трезвым.
***
Когда он вышел из бара, была уже глубокая ночь. Несмотря на то, что днём ещё было пасмурно, сейчас небо было ясным. Крупные бледно-жёлтые звёзды были рассыпаны по нему, будто грозди винограда.
– Что-то ты поздновато сегодня, сынок.
Кейси едва не дёрнулся от звука голоса, который сразу же показался ему знакомым.
Обернувшись, он увидел стоящего чуть поодаль Хорхе Мендеса.
Сегодня на старике был светло-серый костюм и фетровая шляпа – одежда, надо сказать, совершенно нетипичная для здешних мест.
Будь Кейси трезв, он бы, должно быть, задумался о том, что делает старик в такое время возле бара – ведь в самом баре его сегодня не было; появись он там – Кейси его тотчас бы заметил.
Но он был пьян. Пьян настолько, что присутствие старика Мендеса его никоим образом не удивило.
Более того, Кейси явственно ощутил, что рад ему.
– В…вечер добрый, – заплетающимся языком проговорил он.
Хорхе Мендес закурил сигарету.
– Как роман? – осведомился он. – Пишется?
– Лучше, чем можно было бы себе представить.
Мендес засмеялся, обнажив жёлтые зубы. В свете фонарей его лицо показалось Кейси странным.
Даже зловещим.
– О, это один из моих любимых фокусов, – отсмеявшись, произнёс он.
– Фокусов?
Мендес развёл руками:
– Я фокусник, Кейси. Забыл?
– Нет. Я помню. Только при чём здесь я?
Мендес улыбнулся уголками губ.
– Фокусник всегда работает, Кейси, – сказал он. – А теперь тебе пора. Ты достаточно пьян, чтобы… тоже поработать.
И, прежде чем Кейси успел что-либо ответить, он исчез в темноте.
Впрочем, «исчез» – это не совсем точное слово.
Если бы Кейси был трезв, он сказал бы, что старик как будто растворился.
Впрочем, Кейси был пьян, и как любому пьяному человеку те вещи, что вызвали бы в лучшем случае лёгкое недоумение у человека трезвого, казались ему совершенно естественными.