Невысокие тощие антропоморфные собаки, вставшие на задние лапы, упаковавшиеся в доспехи и взявшие в лапы копья. Слева — собака чёрная, справа — небесно–синяя. Узкие длинные морды, как у наших земных борзых, полноценные пятипалые «лапы», или всё- таки руки, и кожистые крылья, возвышающиеся сзади над каждым охранником на высоту его роста. Тела собак были закованы в металлические, но ажурные, лёгкие, невесомые доспехи. Лапы, в кольчужных перчатках сжимали копья, с древком из «бамбука» аналогичного тому, из чего собраны стены их посольства и наконечником из твёрдого света. Яркого, невесомого и смертельно опасного.
И моя навязчивая тяга упорно тянула меня внутрь посольства.
— А к ним в гости можно? — спросил я Рию шёпотом. Почему–то мне казалось, что крыланы, имея такие длинные и широкие уши, отлично слышат.
— Просто так, нет, внутри посольства территория Небесного анклава, без приглашения они никого не пускают.
В подтверждение слов девушки взгляды крыланов скрестились на нас, замерших в нескольких десятках метров от посольства, и буквально тут же крылатые собаки скрестили копья, показывая, что вход закрыт.
Попытавшись обойти здание посольства вокруг, я понял, что мне нужно не совсем внутрь посольства.
За зданием, закрытым от посещения, были расположены огромные склады, несколько лавок и высоченная каменная причальная башня, к которой причаливают и на которой происходит разгрузка и загрузка летающих кораблей крыланов. Эта территория принадлежала одновременно и крыланам и Корус, и доступ на неё был свободным. Вот туда то меня и тянуло. В одну из лавок.
Для гарантии, что это не ошибка, я сделал пару кругов по территории складов, поднялся на причальную башню, полюбовался красотами, открывающимися с такой высоты. Тянуло меня именно в ту лавку.
«Снаряжение». Так перевела мне Рия надпись на вывеске, и мы, толкнув тяжёлую деревянную дверь, зашли внутрь.
Сухо тренькнули деревянные дощечки, подвешенные к потолку и задетые открывающейся дверью, и из глубины помещения до нас донёсся надтреснутый голос, произнёсший что–то на местном языке.
— Скоро выйду, можете пока осмотреться! — шепотом перевела мне Рия.
Посмотреть тут было на что. Все стены за прилавком были завешены разнообразными доспехами и вооружением. Кирасы, наплечники, наручи, какие–то ремни, сбруи, сложные и непонятные конструкции. Мечи, топоры, ножи, щиты. Кожа, металл, дерево, кость. В доспехах и оружии я совершенно не разбирался. Но, представленное разнообразие внушало определённый трепет. Всё было солидным, добротным, мощным и надёжным.
Окинув всё представленное разнообразие предметов защиты и нападения, я сосредоточился на своих ощущениях. То, что меня сюда так сильно тянуло, никуда не исчезло, но немного размылось, потеряв ясность направления. Но это уже и не требовалось.
Вдохнув воздух в этой лавке, кроме ожидаемых запахов кожи, металла, масла и всего, что может быть вот в таком месте, я неожиданно почувствовал то, чего совершенно не ожидал. Ментоловая прохлада тонким флёром присутствовала тут везде. Железо, масло, даже дерево стен, кажется, несло в себе отголоски этого запаха. Очень тонкие отголоски. Настолько тонкие, что, при попытке «принюхаться» более внимательно, он совершенно терялся в окружающих «ароматах».
— Мих, пойдём отсюда, — плотнее обхватив мою руку, и уплотняя свою ауру вокруг нас, зашептала Рия, — плохое место, глава говорил, в лавки на складах ходить не стоит, их держат имперцы, а они те ещё прощелыги. Да и не нужно нам ничего, что тут продаётся, клан обеспечит нас всем необходимым!
После встреченных крыланов я был готов к тому, что «имперец» может оказаться кем угодно. Но, вошедший в зал «имперец» оказался человеком. Очень старым человеком. На Земле я бы сказал, что ему лет девяносто, может даже сто. Но тут была не Земля, и ему могло быть и тридцать. Но выглядел он…
Старое, всё в морщинах лицо, бесцветные глаза, трясущиеся руки, дрожащие губы. Сгорбленная спина, шаркающие шаги. Казалось, продавец прямо тут, за прилавком, с тихим шорохом осядет на пол и умрёт.
— Какие интересные гости у старого Кло! — на хорошем русском, но с непонятным акцентом заявил старик. А вот голос, хоть и надтреснутый, сухой и скрипучий, звучал совершенно не так, как должен звучать голос очень старого, почти умирающего человека. Это был голос ещё крепкого старика, который будет ещё жить и жить, всем бедам и невзгодам на зло.