Вы должны были братья,
Устоять как стена.
Ибо мёртвых проклятье -
Эта кара страшна…
А дальше встала старшеклассница “Логоса” Саша и тихо, величественно, славно прочитала это стихотворение полностью.
…
Нет, неправда. Задачи
Той не выиграл враг!
Нет же, нет! А иначе
Даже мертвому - как?
И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали,
Но она - спасена.
…
Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам - все это, живые.
Нам - отрада одна:
Что недаром боролись
Мы за родину-мать.
…
Летом, в сорок втором,
Я зарыт без могилы.
Всем, что было потом,
Смерть меня обделила.
Всем, что, может, давно
Вам привычно и ясно,
Но да будет оно
С нашей верой согласно.
Братья, может быть, вы
И не Дон потеряли,
И в тылу у Москвы
За нее умирали.
Ривка Вайс поблагодарила Сашу и была очень растрогана. Потом она сформулировала свою позицию: “Да, я понимаю, как для Вас это тяжело и близко. Но мы всё-таки по-другому подходим к этому. Жизнь не может быть для чего-то или кого-то. Самоценна сама жизнь. Для евреев главное - сохранить жизнь, самое важное - сама человеческая жизнь, и ничто не может быть выше этого”.
Тут очень интересно самоопределилось несколько детей и взрослых, считающих себя русскими. Они, очень смущаясь и явно с неохотой, тем не менее, чётко заявили: всё-таки жизнь, наверное, не самое главное; иначе смерть в той же Великой отечественной войне была бессмысленна и бессмысленна была сама война. Саша, только что прочитавшая Твардовского, сказала: “Они же боролись за дух Родины. Это же была их Матушка-Земля и за нее надо было бороться…”.
Эти дети, растущие в, казалось бы, безвременье и в потоках телерадиогрязи, эти дети сформулировали, с моей точки зрения, краеугольную основу русскости: для русского только с вопроса о смысле смерти начинается вопрос о смысле жизни, человек есть то, за что он готов умереть.
Я сознаю, что написал страшные слова, и дети наши сформулировали не менее страшные слова: человеческая жизнь не есть самое главное. Но это искренние слова.
Из них, кстати, совершенно не следует, что не надо ценить человеческую жизнь. Прямо наоборот, ценить надо бесконечно жизнь другого: нельзя вот только сохранять свою жизнь ценою предательства и гибели жизни своих товарищей, своих родных и дорогих тебе людей. Более того, впервые появляется сама возможность, как это ни грубо звучит, оценивания личной жизни и выявления ценности собственной жизни, определяемая тем, за что и за кого ты лично готов умереть. И кому подарить свою жизнь.
Где-то, воины, где вы,
Кто остался живой?
В городах миллионных,
В селах, дома в семье?
В боевых гарнизонах
На не нашей земле?
Ах, своя ли, чужая,
Вся в цветах иль в снегу…
Я вам жизнь завещаю, -
Что я больше могу?
Тут нельзя не согласиться с новосибирским драматургом и художником Василием Дворцовым, который в великий день 9 мая написал в Дискуссионном клубе интернет-журнала “Русский Переплёт”: “СМЕРТИЮ СМЕРТЬ ПОПРАВ - поёт Церковь Христу. И это точно также относится к солдатам!.. Солдаты России - мученики за нас, даже если бы они не знали, что “нет больше, чем положить душу свою за други своя”!” (пост № 22905, Thu May 9 14:07:04 2002 - ).
Эти две линии - православия и побед - давно очевидны в русской истории и собственно и задают историчность русских.
Русские приговорены быть историчными. Вне истории, величия событий и смысла смертей - они всегда будут несостоятельными или попросту перестанут быть русскими.
С первой - православной - линией несколько проще, пусть и только внешне проще.
Очень хорошо - “мирским” языком - она прорисована в замечательных работах пушкиниста и филолога Валентина Семёновича Непомнящего: “Или, скажем, “всемирная отзывчивость” Пушкина, о которой сказал Достоевский. Ведь тот же Достоевский говорит, что всемирная отзывчивость характерна для русского человека вообще, для России. Здесь опять-таки Пушкин похож на вот эту русскую духовность. Одним словом, явление Пушкина и явление русской духовности, русской культуры, России - это явления из очень близких рядов.
Замечательно вот еще что. Эта самая духовность, о которой мы говорим, имеет в мире этническое определение - “русская”. Понятно почему: видимо, для всего мира это качество сосредоточено именно в России, ассоциируется именно с Россией. Но если внимательно читать Евангелие, если хорошо вникнуть в учение Православной Церкви, то мы увидим, что та духовность, которую называют русской духовностью, - это есть и Православие. Православие - это не конфессия, как нам навязывают. Православие - это изначальное христианство, христианство до схизмы, собственно христианство. A конфессии - это все остальное. Митрополит Илларион в своем “Слове о законе и благодати” говорит, что иудеи соделывают свое оправдание при свете свечи закона, а христиане соделывают свое спасение под солнцем Христовой благодати. То есть иудейское оправдание не распространяется за пределы этноса, а христианство светит всему миру.