Хищница улыбнулась и, откинув невидимые человеку чёрно-серебристые волосы, опустилась прямо напротив Умника, и он сразу почувствовал её лицо в нескольких сантиметрах от своего, хоть его человеческие глаза и видели только голые деревянные стены и не достеленный пол.
- Так что, дорогой мой Тигр, я видела всё!
- Почему же сразу не показалась?
- Меня смущал Опер! Он такой идиот... Не хотелось при нём с тобой разговаривать, хотелось наедине... Я никак не могла улучить момент, а потом ты его убил - о, это было неожиданно... но мне на руку! Я подождала, пока ты его закопаешь, дала тебе немного отдохнуть, и вот я здесь - вуаля!
- А как же твой птичник?
- Я решила к нему больше не возвращаться.
Умник ощутил, как её взгляд переместился на контейнер с нейротоксином и криво ухмыльнулся.
- Значит, кошки Пернатого больше не прокатывают?
- Мне нужно тело! - Хищница оскалилась. - Но тело особенное!
- Согласен, - Умник произнёс это с мягкостью, удивившей даже его самого. - Одно особенное тело или сразу несколько обычных. Я могу научить тебя поглощать хозяев и менять тела, пока мы не подберём то, что тебе нужно. Средство для этого, как видишь, у меня имеется, - он провёл ладонью по контейнеру.
- Так чего же мы тянем? - нахмурилась кошатница. - Я вот-вот начну распадаться! В этом чёртовом Котарёво есть какие-то люди?
- Ох, не спеши так, дорогая! - Умник лёг на бок, подперев голову рукой. - Надо же о чём-то договориться, правильно? Объясни, какой мне прок тебе помогать?
- Я отдала всё силы и чувства, открывая проход, которым ты потом воспользовался, - разве этого не достаточно?
- Для того чтобы это сделать, вы с птичником использовали то, чего не было у других - вашу любовь, - ухмылка сползла с лица Умника. - Ты любишь его, а иначе ничего бы у вас не вышло!
- Любила, - легко согласилась Хищница. - И что с того? Да, когда мы только заразились этими чёртовыми человеками, всё было через край, и мы, опьянённые эмоциями, неожиданно обретённой самостью и жаждой свободы, бросились открывать проход, чтобы стать настоящими. Но я, в отличие от Пернатого, этого действа не перенесла: потеряла сознание, и ему пришлось тащить меня, бесчувственную, через весь лабиринт. Как думаешь, отчего это произошло? Не от того ли, что мне не достало той самой любви, о которой ты говоришь? Ты знаешь, люди считают, что в любой паре только один по-настоящему любит, а второй лишь позволяет себя любить... Пернатый - хороший парень, но, знаешь, порой мечты, поначалу сиявшие как бриллианты, быстро выцветают до обычных стекляшек...
- Особенно, если на пороге угроза распада, - вновь улыбнулся Умник.
В противовес Хищнице, он чувствовал себя необычайно сильным, особенно, когда вспоминал, что уже успел поглотить и растворить целых десять единиц бытия, да плюс он сам, получается одиннадцать - вот сколько, после убийства Опера, сидело а нём силы!
- Я не вернусь к Пернатому, - Хищница так приблизилась, что её бесплотные губы коснулись его материальных. - Я хочу кого-то другого... того, кто сильнее... - бестелесная фигура прижалась к человеческой плоти, - гораздо сильнее птичника. Тигр... - Её невидимый язык проник в рот собеседника. - Мне нужен Тигр!
У Умника перехватило дыхание, когда их иномирные сущности соприкоснулись, и одновременно он почувствовал, как в человеческом теле вскипает кровь. Острое желание захлестнуло его с головой.
- Хорошо, - хрипло выдохнул Тигр. - Сейчас найдём тело, и я покажу тебе, что с ним можно делать!
* * *
Чудо-шар так и не нашёлся, что повергло Ивана Григорьевича в сильное расстройство, и он битый час просидел в кухне, пытаясь понять, где потерял такую важную драгоценность. Качая головой и бормоча 'Манечка, прости!', он и так и эдак прокручивал в памяти момент, когда пришёл домой и упал на кровать, и каждый раз словно бы снова ощущал упёршийся в солнечное сплетение твёрдый круглый бочок. Нет, чудо-шар точно был с ним, когда он вернулся от юноши-сомнамбулы...
А может, - вдруг прожгла Иван Григорьевича мысль - он тоже, как этот лунатик, ходил во сне и тогда потерял шар?! Нет, поразмыслив, решил старик, такое вряд ли возможно: лунатизм - болезнь не заразная, да и не слышал он никогда, чтобы сомнамбулы во время приступов таскали с собой какие-нибудь предметы.
Иван Григорьевич постарался воскресить в памяти момент пробуждения: видел ли он шар, когда открыл глаза, упирался ли круглый бок в живот? Ответом было - нет. Проснувшись, просто сел на кровати и, почувствовав, как в животе урчит от голода, встал и отправился на кухню.
Причём даже не умылся! - вспомнил старик и, поднявшись, прошёл в ванную, где впервые за сегодняшний день глянул на себя в зеркало. Увиденное заставило его выпучить глаза и застыть на месте. Челюсть отвисла, и Иван Григорьевич зажал рот с таким ужасом и усердием, словно пытался остановить свою рвавшуюся оттуда душу. Сквозь пальцы сочился едва заметный, чуть красноватый свет, а глаза блестели серебром, словно у кошки или собаки в темноте.
'Господи, что это? Что со мной?' - он приблизился к зеркалу и понял, что блеск исходит из глубины зрачков, всмотрелся в них, и вдруг между ним и зеркалом будто распахнулся бесконечный, но в то же время замкнутый сам на себя коридор, так что голова закружилась, и старик отпрянул, закрыв глаза и ухватившись за раковину. В голове возник назойливый, шелестящий шум, словно в оба уха разом шептали тысячи голосов, по телу волнами разбегались мурашки, кожу будто пронизывали электрические импульсы, источник которых прятался в солнечном сплетении.
Иван Григорьевич замер, вцепившись в раковину и боясь шевелиться, пока шёпот, кружение и покалывание в коже потихоньку шли на спад, и только когда всё окончательно успокоилось, рискнул открыть глаза и снова посмотреть на себя в зеркало, избегая встречаться с отражением взглядом. Он выглядел похудевшим, осунувшимся, но не больным, а, скорее, изменившимся: черты лица те же, но теперь оно не старое и не молодое, какого-то неопределённого возраста, и без седой щетины, которая должна была бы здорово вырасти за целую неделю. Волосы и брови полностью побелели и блестели, словно иней на солнце, а кожа вроде как истончилась, и через неё просвечивало нечто серебристое, придавая странный холодный оттенок.
'Я больше не человек... Я... - старик мрачно разглядывал своё, сиявшее ледяной белизной, лицо. - Дед Мороз! Я - Дед Мороз!' Он почувствовал, что задыхается, маленькое помещение ванной было жарким и душным: раскалённый полотенцесушитель, четыре стены без окон, да ещё и надо следить, чтобы случайно не встретиться глазами с отражением. Прочь! Распахнув дверь, он вывалился в коридор. 'Я - Дед Мороз, поэтому мне срочно надо на улицу, иначе я тут растаю!' На воздух! На воздух!!