«Рукоблуд?»
Администратор поднял голову, ткнув пальцем в список приглашённых.
И Рукопят подумал, что фамилию коверкают, как судьбу.
Зал был полон, ему досталось тринадцатое кресло, в которое он провалился, как мяч в баскетбольное кольцо. Стихи уже читали — глухой, заунывный голос доносился, будто из-за прозрачных кулис.
Он хороший поэт? — не поворачивая головы, спросила соседка.
Возможно, в переводе на русский. — ответил он, не отрываясь от сцены.
Соседка облизнула губы, и Рукопят почувствовал, что слюна у неё горькая.
В перерыве Рукопят теснился у стола с двумя пластиковыми стаканчиками, его толкнули, и он облил вином девушку в вельветовых джинсах. «Извините, — улыбнулась она, вертя между пальцев гардеробный номерок, — это я вас толкнула.» Она быстро его поцеловала, по вкусу слюны он узнал соседку и от растерянности пригласил её в гости.
Вещей у Ангелины не было, сняв блузку и джинсы, она осталась посреди комнаты с родинкой на плече и мурашками под ночной сорочкой. Рукопят пробил отдельный вход, врезал замок, а дверь в общий коридор загородил тяжёлым комодом. Для всех он уехал в глубинку. «Провинциалы грубее, но человечнее», — отвечал он на удивлённые звонки, пока не отключил «мобильный». А на кухне оставил записку: «Время, в котором я живу, отстаёт от московского, и с каждым часом я старею на фоне сверстников. Надеюсь, в провинции стрелки внутренних часов будут показывать правильное время, ведь там оно течёт медленнее».
А вокруг всё было по-прежнему: работая отбойными молотками, под окнами стелили асфальт, из-за плеч друг у друга выглядывали высотки, русский язык разъедали американизмы, а хромой дворник, подволакивая ногу, вычерчивал на земле знак доллара. Перед Рукопятом проплывали годы бессмысленной учёбы, обманутые надежды, первая женщина, семейные сцены, бедность, похороны матери, будни, изрешечённые обедами и вдохновение под прицелом издательских договоров. События выстраивались в памяти хаотично, представляясь клетками кроссворда, заполнять который можно в любом порядке: женившись, он садился на школьную скамью, закончив десятый класс, шёл в первый. Но Рукопят надел розовые очки. «Каждая любовь — первая, а каждый развод — последний», — думал он, и ему казалось, что, встретив Ангелину, он получил вознаграждение за бестолково прожитую жизнь.
Я — Ангелина, лет мне, сколько пальцев у мужчин, но я давно замужем. Муж намного меня старше, он — известный поэт, и это всё, что я о нём знаю. А он знает обо мне только то, что я повсюду разбрасываю одежду и мужские духи предпочитаю женским. Кого винить? Со всеми одно и то же. Сначала вместе едят-пьют, смотрят телевизор, занимаются любовью, а потом есть начинают отдельно, телевизор смотреть порознь, а любовью заниматься на стороне. Теперь, когда муж говорит «да», я говорю «нет», а когда он говорит «нет», я молчу. Ночами мы лежим в постели каждый на своей половине, опасаясь, как водители на дороге, выскочить на встречную полосу, и упираемся взглядом в потолок. В его разводах, как в облаках, проступают человеческие лица, но каждый видит в них своё.
«Короток бабий век, — думаю я, глядя на мужа, — от «любого» до «любого» в нём полшага».
И не требую развода.
В постели я старше мужа. Мне не передалась его привычка зарабатывать деньги, зато ему привилась моя — ими сорить. Я его подавляла, он стал больше курить, и в результате стал пассивным гомосексуалистом, а я — пассивным курильщиком.
На вечере мужа в Доме литераторов я скучала, пока в буфете на меня не опрокинули красное вино. «Велизарий Тяпокур, — представился неловкий молодой человек с двумя стаканчиками в руках. — Для друзей просто
Вел.» Он протянул мне полный стаканчик: «Первый — на платье, второй — «на грудь»». Улыбнувшись, он обнажил белые зубы, за которыми я сразу увидела его голым. И пошла за ним, как была — в вельветовых джинсах, с родинкой на плече и мурашками под сорочкой.
Жена Рукопята читала сквозь слёзы записку мужа, но думала о сыне. Сын был взрослым, жил отдельно и, как многие его ровесники, проводил дни и ночи в интернете — знакомился с девушками, заводил семью, расходился, наживал врагов, зарабатывал деньги, которые тратил в интернет-магазинах. Он был близорук, при встрече щурился и носил очки, которые казались матери розовыми. Она видела, что сын сбежал в искусственный мир, реальность которого виртуальна и отличается от её собственной, как небо от земли. А теперь ушёл муж.