— Тут неподалеку неплохое кафе, можно поехать туда, не возражаете?
— Нет, — она покачала головой.
Немного попетляв между домами, джип остановился возле невзрачной двери.
Кафе оказалось маленьким и мрачным. Сидящая в углу парочка с явным неудовольствием посмотрела на пришельцев, посмевших нарушить уединение. «Чужой муж с чужой женой», — решила Вера, заметив, как резко отвернулась женщина и напрягся ее кавалер.
— Не волнуйтесь, здесь замечательная летняя площадка, — шепнул Олег и, взяв Веру за руку, уверенно повлек за собой.
Это была увитая диким виноградом беседка с изящной мебелью из лозы. Вера опустилась в кресло.
— Здорово! — невольно вырвалось у нее.
— Рад, что вам понравилось. Что будете пить, есть?
— Только кофе, спасибо.
Он заказал кофе, пирожные.
— Вино, шампанское, что-нибудь покрепче?
— Нет-нет, спасибо.
— Что ж, — Олег улыбнулся, — придется мне сегодня оставаться трезвенником.
Что-то в его улыбке настораживало Веру — не то чтобы она была неискренней, нет. В ней чувствовалась внутренняя боль, прикрытая маской уверенного в себе мужчины, это была улыбка человека, который уже давно перестал радоваться жизни, но соблюдает определенные правила игры.
Над столиком повисла пауза. Официант принес кофе, большое блюдо с пирожными.
— Я… я даже не знаю… Катя рассказывала обо мне? — на виске Олега пульсировала жилка — быстро-быстро, Вера ощущала его внутреннее напряжение, а еще еле уловимые отголоски чувства, спрятанного так глубоко, что невозможно было понять, что это собственно за чувство.
— Нет, — Вера покачала головой, — расскажите.
— А что рассказывать? Зачем вам это?
Она молча пожала плечами и сделала вид, что увлечена пирожным.
— Ну, если вы настаиваете…
— Я не настаиваю, — она подняла голову и посмотрела на него.
Глаза ее были очень похожи на Катины — очень светлые и очень глубокие. Но в Катином взгляде сквозила прямо-таки детская восторженность, преданность и нежность, а Вера смотрела спокойно, очень внимательно, заинтересованно. Больше всего ему понравилось то, что она не оценивала его.
Вера снова занялась пирожным. Олег сидел, наблюдая, как она ковыряет маленькой ложечкой желтоватую начинку эклера, и ощущал нарастающее раздражение. Какого черта он притащил ее сюда? Зачем? Чем она может ему помочь? Интересно, Катя пожаловалась ей?
А Вере было невыносимо стыдно, ей даже казалось, что щеки начинают потихоньку гореть. Какой же она психолог, если человек обратился к ней за помощью, а она сидит и ест пирожные! На государственном экзамене по психологии у нее даже вопрос такой был: первый контакт с клиентом. Ведь на отлично же сдала, что же там было? «Ну, говори же хоть что-нибудь, давай, не молчи!» — мысленно молила она Олега.
— Меня зовут Олег, Олег Васильевич Васильченко. Я директор фирмы «Добрый дом», — он снова замолчал, подыскивая слова.
— Добрый дом? Какое хорошее название. А почему именно добрый? — она спросила так, что Олег почувствовал: сидящей напротив девушке действительно это интересно.
За почти двенадцать лет существования фирмы ему не раз задавали такой вопрос, и он всегда отвечал по-разному. Иногда отшучивался, иногда переводил разговор на другую тему, а сейчас вдруг почувствовал желание рассказать Вере все. Все о своем «Добром доме».
Родители Олега были строителями. Детство его прошло в шестнадцатиметровой комнате в малосемейке. Маленький Олег мечтал о том, что станет строителем, как мама и папа. Он любил сооружать сложные конструкции из всего, что попадалось под руку, и на вопрос, что это, отвечал:
— Мой дом!
С пятнадцати лет Олег в свободное от школы время работал на стройке. При взгляде изнутри будущая профессия оказалась не слишком привлекательной. Холод, жару, бесконечный мат вечно пьяных строителей можно было не принимать во внимание, но то, что иногда дома начинали рушиться сразу после ухода строителей, а иногда и до этого, отказывалось укладываться в голове.
Позже, уже учась в архитектурном институте, Олег в книгах наткнулся на размышления о том, что жизнь в новострое напрямую зависит от настроения людей, создававших его, начиная от разработки проекта и заканчивая перерезанием блестящими ножницами красной ленточки. И если человек, проектирующий здание, думает о том, какая же сволочь эта теща, а строителя, настилающего линолеум, волнует лишь один вопрос — кого бы послать за бутылкой, жизнь в построенном такими людьми доме будет полна проблем.