— Правда, интересно? — от счастья узкие глаза превратились в щелки с торчащими щеточками ресниц.
Вера кивнула.
— А почему ты выбрал именно этого художника?
— Мне понравилось, — после долгих раздумий ответил Сеня.
— А ну, дай сюда, — Катя подтянула к себе альбом и стала перелистывать глянцевые страницы. — Наверное, потому что легко! А вот, смотри — чего ты это не срисовал? Такое и я могу!
На листе был абсолютно черный квадрат.
Сеня опустил голову.
— Я его боюсь, — сказал он еле слышно, захлопнул книгу и стал сгребать рисунки в папку.
— Сеня, а ты можешь оставить мне книгу и этот рисунок? — спросила Вера.
— Тебе тоже нравится? — мальчик заулыбался.
— Мне хочется самой посмотреть, а книгу я тебе завтра занесу, хорошо?
Сеня ушел, Катя легла спать, а Вера все сидела и смотрела на картину со странным названием «Супрематическая живопись». Она не могла понять причины, по которой композиция так притягивала ее внимание. В расположении прямоугольников чудилась мистическая закономерность. Казалось, сдвинь хоть один с места, и все в мире изменится. А синий квадрат, покрытый неровными мазками, вдруг напомнил ночное небо. Темнее всего перед рассветом — пришла откуда-то фраза. Где она могла видеть такое? Когда единственный раз ходила с отцом и Катей на рыбалку? Вера не любила рыбалку, отец же с сестрой были в восторге: возбужденно перешептывались, делились рыбацкими байками. А потом из-за туч вышла луна — огромная, рябая, на воде задрожали блики. «Это Каин убивает Авеля, — сказала тогда Катя, показывая на желтый диск с пятнами, — мне папа рассказывал».
Поглощенная картиной, Вера не услышала, как хлопнула входная дверь — пришел с работы отец. В последнее время он возвращался все позднее и позднее.
— Верочка, ты чего не спишь? Зачиталась?
— Нет, папа, тут Сеня принес альбом. Знаешь, эта картина — мне кажется, я смотрю на нее и вижу совсем не то, что нарисовано.
— Почему?
— Не знаю, посмотри, а я тебе поесть разогрею, хочешь?
— Не откажусь, — сказал отец и, сев за стол, пододвинул к себе книгу.
Когда Вера вернулась, он сидел в той же позе.
— Папа, — окликнула его Вера, — иди кушать.
— И что ты здесь увидела?
— Что темнее всего перед рассветом. А ты?
Отец молча встал и пошел в ванную. Вера ждала, пока он помоет руки, вытрет их полотенцем — тщательно, каждый палец отдельно.
— А Сеня? — наконец спросил он.
— Его поразила эта картина, но он не смог объяснить почему, вот я и пытаюсь понять.
— Тебе трудно будет понять его мысли, — покачал головой отец. — У Арсения задатки настоящего художника — он мыслит визуально.
— Но он же не учился этому, ему никто не объяснял. Почему мы с Катей не можем так видеть, а он может?
— Катя просто не хочет утруждать себя. Если она чего-то не понимает, то категорически отвергает. Ты же сначала включаешь разум, а потом доверяешь своей интуиции. И тогда у тебя все получается. А Сеня… Может, в прошлой жизни он уже был художником и сейчас лишь вспоминает то, что когда-то умел.
— Скажешь тоже!
— А что? Идея переселения душ стара как мир. Еще Цицерон писал о том, что дети схватывают любую информацию очень быстро, как будто слышат не в первый раз, а вспоминают из своего прошлого. И эта лишняя двадцать первая хромосома — кто знает, не является ли она маяком для душ, наделенных особыми качествами, чтобы не пролетели мимо, вселились именно в предназначенное для них тело?
— Ты серьезно?
— Иди спать, поздно уже, а книгу оставь мне — я посмотрю. Значит, говоришь, темнее всего перед рассветом?
Через несколько месяцев отца не стало. Наверное, он не поверил словам дочери, не дождался своего рассвета.
Вера поймала себя на том, что стоит у стола и машинально водит пальцем по скатерти.
— О чем вы задумались? — спросил Олег.
— О Малевиче, — честно ответила она.
— Ну да, конечно, — понимающе кивнул он и улыбнулся. — Спасибо за ужин.
Вера смутилась.
— Только я один есть не буду, садитесь. — Это звучало не как приглашение, а, скорее, как приказ. Ничего не оставалось, как подчиниться. Она положила на тарелку котлету, немного салата и села за стол напротив Олега.