— Да, — я кивнул. — И тут проблема национальной безопасности.
— Подозреваю, что Подоров в курсе, — Ушаков поморщился. — А я всё гадал, почему мне заблокировали право реагировать на эти недочеты в работе всех этих бюрократических служб. Наверное, Подоров хотел выяснить больше, прежде чем принимать меры.
— Или же он ничего не хотел предпринимать. Что для него жизни нескольких сыновей кланов, погибших в поезде, и жизнь Егора по сравнению с национальной безопасностью? — как бы это стремно не звучало, но я был почти уверен, что прав. Ни Подоров, ни император не мыслят другими категориями. Я был на месте Императора, и я не хочу больше никогда принимать подобных решений. Потому что с точки зрения логики, здравого смысла и государственной необходимости — они верны. Вот только, как быть с теми отцами, в глаза которых я смотрел, показывая казнь убийцы их сыновей. Как бы я сам пережил смерть Егора, который стал для меня... да хрен его знает. Вроде и не друзья мы, но братья, то ли троюродные, то ли четвероюродные, я так и не разобрался. Одно могу сказать точно. За Вольфа и Егора я порву любого, вот только им пока об этом знать необязательно.
— Да, ты прав, — Ушаков кивнул и снова поднял цепь, которой сковали руки Егора. Глядя на его кровь, уже запекшуюся на металле, он внезапно произнес. — Когда Егору исполнилось три года, я приехал к ним в поместье. Был праздник, много народу, детей, его мать очень любит всякие детские праздники устраивать. Вот только именинника я никак не мог найти среди всех остальных детей. И его безалаберная мамаша и нанятые ею няньки так и не могли сказать мне, где мой правнук. Я нашёл его на берегу пруда, посреди парка. Трехлетний ребенок один на берегу пруда! Он запихал в нос какую-то конфету, и ушел, чтобы никому не рассказывать, пытаясь самостоятельно вытащить её. Он даже не плакал, хотя в глазенках стояли слезы. Такой мужественный, такой стойкий уже в три года. Совершенно не похожий на своего кретина-отца. Я забрал его из этого дома, и запретил Сашке заниматься его воспитанием. Но, тот и не горел особым желанием. Это я смазывал ссадины Егора, когда тот расшибал колени, это я впервые отвел его в бордель, когда мальчику исполнилось восемнадцать. Подозреваю, что слюнявый подростковый секс у него к тому времени уже был, но тут его обучили как надо. И это я впервые плеснул ему виски, чтобы что-то отметить, уж не помню, что именно. Я никогда не заставлял его заниматься армией, это было его решение. Он с самых ранних лет бегал к охранникам, чтобы научиться драться и кидать ножи, а из игрушек предпочитал солдатиков. Хотя я и привлекал Егора ко всем делам клана, чтобы мальчик нашел себя.
— Вы понимаете, что натворили? — я посмотрел на Ушакова и покачал головой. — Вы воспитали Егора как наследника, но он им фактически не является. А я-то все думал, почему у него какой-то разлад с самим собой идет.
— Наверное, ты прав. Но, видя перед собой талант, видя свое истинное продолжение, я уже не мог остановиться, — Ушаков бросил цепь на пол. — У меня чуть сердце не остановилось, когда я подумал, что потерял его.
— Зачем вы мне всё это рассказываете? — спросил я у него устало. — Что вы от меня хотите?
— Не бросай Егора. Ты очень положительно на него влияешь. Точнее, отрицательно, — Ушаков хмыкнул. — После того, как он с тобой связался, я даже перестал его узнавать. Уже нет того совершенства, той безупречности. Зато есть живой человек, который наверстывает прошедшую мимо бунтующую юность. Егор дерзит, начинает ставить в пику все мои начинания, напивается, шляется непонятно где, влюбляется, и, как ни странно, но мне это нравится.
— Я и не собираюсь отказываться от его компании. Если это всё...
— Костя, я перед тобой открылся. Надеюсь, что ты понимаешь, что движет мною в отношении Егора, — Ушаков смотрел на меня не мигая. Как змея. Ощущение усиливали выцветшие от возраста глаза. Внезапно я понял, что в молодости они были такого же насыщенного синего цвета, как у Егора.
— Я понимаю, правда, понимаю. Но я всё ещё не понимаю, что вы от меня хотите. — Я вернул ему взгляд. В эту игру можно играть вдвоем.
— Отдай мне пленников. — Вот оно. Ну, я почти был уверен, что к этому в итоге всё придет. — Я могу поклясться, что они ответят не только передо мной, но и предстанут перед Советом кланов, раз уж они замешены в заговоре.
— Да, забирайте, — я махнул рукой. — Мне они уже не нужны. Не забудьте с Подоровым поделиться, а то Матвей Игоревич обидится.
— Очень хорошо, — кивнул Андрей Никитич. — Да, Костя, с тобой и Егором хотят встретиться главы кланов, чьи сыновья погибли в поезде. Я организую встречу в своем доме, как только Егор поправится настолько, что сможет выдержать встречу. Ты не против?