Если к учёному монашеству со стороны его учёности не предъявлять никаких других требований, кроме академического диплома и той учёной степени, с которой кончают все студенты Академии, то в этом случае, конечно, оно также удовлетворяет своему служению в духовно-учебных заведениях, как и светские кандидаты богословия. Те и другие одинаково получают при окончании Академии более только ярлык и право на занятие преподавательской должности, а не столько самую научную подготовку к этому. Но в этом виноваты уже сами Академии при теперешней постановке в них дела научного образования студентов, и виновата ещё полная беспорядочность в назначении кончивших Академию на места в духовно-учебные заведения, без всякого сообразования с их сравнительной подготовкой к тому или другому учебному предмету. Всё это одинаково, говорим, приложимо и к светским преподавателям, и к преподавателям из учёного монашества. Разница здесь разве в том только, что светский кандидат богословия, попадая на какой-нибудь предмет в духовно-учебном заведении и оставаясь на нём обычно долгое время, может при желании и усердии развить учёность по этому предмету весьма значительную, может путём самостоятельной работы, особенно, когда изучит свой предмет преподавания, пополнить недочёты академического богословского образования и в других областях. Учёный монах в этом отношении в худшем положении. Возьмите «Именной список» ректоров, инспекторов и прочих служащих в духовно-учебных заведениях, просмотрите движение по службе учёных монахов и окажется, что каждый из учёных монахов остаётся на одной и той же должности не более двух-трёх лет, а в большинстве случаев некоторые, почти прямо со скамьи, или года через полтора попадают в инспекторы, смотрители или даже в ректоры духовно-учебных заведений. Не даётся возможности даже хорошенько изучить учебники по тому предмету, на который назначается учёный монах, не говоря уже об обширном знакомстве с литературой предмета. В первый, второй и даже в третий год своей службы всякий из преподавателей, особенно при значительном количестве уроков и при необходимости ещё читать ученические сочинения, едва только может порядочно подготовляться к урокам; на это уходит всё время и силы, и никакой возможности не представляется что-нибудь писать или читать из области капитальных учёных работ в богословской литературе. «По послушанию» учёному монаху приходится оставлять свой предмет даже против воли, изучив его только в объёме учебников, и принимать на себя административные должности. Здесь при добросовестном отношении к делу ещё менее возможности заняться богословской наукой, и склонный к этому кабинетному труду всегда рискует так расшатать вверенное ему учебное заведение, что впоследствии придётся целыми годами снова налаживать расстроенную машину. Быть может, скажут, что учёному монаху вполне достаточно того, что даёт Академия, и он может всё внимание уделять тому, что возлагается на него занимаемой им административной должностью. Но, во-первых, если сознаться по совести, окончившие Академию выносят из неё очень немного научного багажа, а во-вторых, думается, что к учёному монашеству, в виду особого его положения в Церкви, должно предъявлять более серьёзные научные требования, и вот почему: учёный монах мыслится по преимуществу богословом по самому своему сану; затем: по самому своему положению в духовно-учебном заведении он, как в большинстве случаев глава его, должен иметь научный авторитет в глазах корпорации и учеников, и наконец, как епископ, он — выразитель православного богословия и богословской науки, и запросы к нему в этом отношении ещё шире и важнее. Скажите, в самом деле, если учёный монах не имеет авторитета, то что, собственно, он может вносить в духовную школу ценного? Опыт педагогический? Откуда он может его взять? Опыт хозяйственный? Тоже нет. Опыт административный? Тоже нет, ибо какой же опыт хозяйственный и административный у юноши в рясе, не видавшего жизни и людей, да и в самой школе служащего два-три года всего. Быть может, он вносит религиозную настроенность, полезную для учебного заведения? Это, конечно, так, но только ведь эта религиозная настроенность и идеализм без всякого духовного опыта, да ещё при современном настроении в духовно-учебных заведениях даёт только одно: самому юному монаху-администратору одни скорби и искушения. Так и остаётся собственно вносимой в духовно-учебные заведения учёным монахом только одна его чёрная ряска, которая, как мы знаем, сама по себе далеко не создаёт авторитета её носителю и не служит завесой и покрывалом некоей наготы её носителей. Вот почему, если уж у учёного монаха нет административных и хозяйственных дарований, то учёный-то авторитет он должен иметь, ибо он более, чем кто-нибудь, должен давать отчёт всякому вопрошающему о словеси упования. Что для этого сделать, мы скажем немножко после, а теперь к слову хочется ещё поговорить о ненормальности настоящего положения учёного монашества в учебных заведениях и нежелательных следствиях для самой школы именно от этого положения в ней учёных монахов. Недовольство монахами в учебных заведениях в последние три-четыре года сказалось настолько ярко и подтверждается такими примерами, что доказывать это излишне. Это недовольство существовало и раньше, всегда, и хотя, быть может, не проявлялось резко, но самими монахами чувствовалось. Почему так, это понятно: ведь никто не назовёт наши семинарии пастырскими школами в собственном смысле слова. Так они мыслятся и числятся только по § 1-му Устава Духовных Семинарий, а на самом деле были и остаются сословными школами общеобразовательными полусветского, полудуховного характера. (А известно, что нет худшего во всяком деле, как двойственность и хромание на оба колена). Так на них смотрят и сами учащиеся в них и учащие, да и те, кто вводил в них светлые пуговицы и усиливал светский элемент образования и воспитания. Всякий появляющийся монах и при том почти всегда в единственном числе сразу встречается обычно воспитанниками недружелюбно, как олицетворение какого-то иезуитизма, понимаемого обычно в смысле удлинённых церковных служб, проповедей, отмены светских развлечений и т.п. Побороть это настроение невозможно, создать новое религиозное настроение один бессилен. Как будто нарочно так распределяют учёных монахов по учебным заведениям, что никогда их не сосредоточивают в одном, хотя бы для примера, и с целью посмотреть, что могла бы сделать сравнительно многочисленная монашеская корпорация в духовной школе. У нас таких опытов пока нет. Нисколько не удивительно, что иногда и корпорации духовно-учебных заведений становятся в оппоз