Нам самим приходилось слышать жалобы от одушевленных монашеским настроением и ревнованием о спасении молодых учёных монахов на тяжесть своего положения на учёбной службе, и именно тяжесть со стороны монашеского настроения. Иногда приходится жить даже на частной квартире и в мирской обстановке, уроки и занятия отнимают всё время, и посещение церкви бывает только праздничное. Не к кому обратиться за духовным советом и руководством, даже на исповедь. Вот то, что прежде всего смущает всех учёных монахов. Сначала всё это чувствуется больно и горько, потом, конечно, душа привыкает, желание духовного подвига так и остаётся только в намерении, понемногу начинается примирение с окружающей обстановкой, послабление себе под предлогом усталости и немощи, потом невинные удовольствия и развлечения — и не заметишь, как ум и сердце уже приобрели вкус и склонение к другому: к мирскому, а не к Небесному. А тут удобства жизни, достаточные средства, светские знакомства, власть и почёт, — всё это даже на одушевленного в лучшем смысле слова юношу-монаха налагает свою руку, а слабого волею и духом часто калечит окончательно. Прибавьте к этому неудачи по службе, огорчения и т.п., и учёный монах в 30-35 лет, духовно надломленный, остаётся часто на развалинах своего духовного корабля. А главное, учёный монах всем как-то чужой: у него нет даже и того отечества, какое имеют простецы-монахи, т.е. монастыря. Ведь не может же учёный монах считаться своим в мирском обществе, не считается он, как это хорошо знают все учёные монахи, своим и в монастырях. Спросите любого настоятеля из учёных монахов, попавшего в настоятели после духовно-учебной службы, и он скажет вам, насколько считают его своим иноки его обители. Ещё хуже положение учёного монаха, попавшего в монастырь не настоятелем, а просто в число братства: он им совершенно чужой, ему чужд своеобразный монастырский мир, ему не найти тут и послушания, и трудно приспособиться к монастырской жизни после учёной службы. А между тем эта отрешённость учёных монахов от монастырей, недостаток знакомства их по собственному опыту с монастырской жизнью, вредные для них самих, лишают их возможности в том случае, когда они в сане епископа обязаны бывают заботиться об устроении монастырей, со знанием дела руководить этим устроением. Плохо знакомиться с делом тогда только, когда нужно уже делать его и руководить даже другими. А это именно и бывает так с учёными монахами. Духовно-учебная служба, препятствуя им оправдывать своё учёное призвание, в то же время совсем не способствует выработке у них и монашеского настроения и опыта подвижнического.
Так и остаётся это двойное призвание учёных монахов, в лучшем случае, только в смысле доброго желания и намерения их.
Спросят нас, что же нужно сделать, чтобы учёное монашество оправдывало своё звание и чтобы, если нужны церковной власти их силы и дарования для каких-либо общецерковных нужд, то могли они быть употреблены и использованы с большей пользой для дела и без ущерба для собственного призвания жизни монахов.