Что теперь со все этим добром делать было непонятно ни мне, ни начальству, глаза которого слегка голубели при встречах со мной. В верхах, наверное, что-то решалось, но до моего сведения пока ничего не доводилось, и я сидел один в огромном репетиционном зале, смотрел на развешанные в беспорядке по ракам костюмы и думал о неистребимой российской привычке вляпываться в одно и то же дерьмо по многу раз. Ведь давал же себе зарок держаться от руководящих мест подальше.
По идее всю работу следовало делать заново. То есть опять обмеривать, комплектовать, развешивать по номерам. Но тогда этим занималось восемь человек, а у обладателя персонального кресла 101 господина Вилара дела к этому времени пошли хуже некуда. За 2000 год он потерял 65 % стоимости своих активов, в 2001-м — еще 50 %. За два с половиной года его состояние уменьшилось в 12 раз. Так, во всяком случае, утверждал журнал «Форбс». (A propos: к моменту выпуска спектакля злосчастный любитель оперы в результате какого-то мошенничества уже имел персональное место в другом Метрополитен — Метрополитен коррекшн центр — тюрьме, что неподалеку от его предыдущего места работы на Уолл-стрит. Видимо, у этого достойного человека было пристрастие к организациям имеющим в названии слово «Метрополитен»).
От бурь на Олимпе больше всех страдают не боги, а простые смертные. Финансирование спектакля существенно сократилось, и вместо восьми или хотя бы шести человек, да пусть даже и четырех-пяти, мне для разбора этих завалов выдали двух не отличавшихся особой сообразительностью американцев, один из которых был грек, а другая блондинка. Эта разноязыкая команда сидела напротив и смотрела на меня оловянными глазами: мол, ты начальник — говори что делать… Сказать мне было нечего.
Решили начать с того же, что и предыдущая команда: развесить по номерам, благо я в свое время предложил все части одного костюма пометить одним номером. Работа облегчалась тем, что уже были bibles, хотя кардинально это проблемы все равно не решало. Работу, которая делалась в течение пяти месяцев восемью работниками, говорящими на одном языке, сделать за месяц силами трех, говорящих на разных, представлялось затруднительным. В истории человечества уже был подобный прецедент. Чем он закончился, хорошо известно: Вавилонская башня так и не была построена.
Не буду подробно рассказывать, как я выходил из этой ситуации. С одной стороны, чтобы не увязнуть в ненужных подробностях, с другой — чтобы не показаться нескромным, поскольку проблему эту я все-таки умудрился решить. Для интересующихся скажу только, что я просто сменил алгоритм учета костюмов и придумал, как его компьютеризировать. В результате вся работа по подбору костюмов практически свелась к нажатию трех кнопок. Процесс упростился, и количество переделок сократилось во много раз.
Но не зря в народе говорят: «Все беды от большого ума». Упростился-то он упростился, но тем самым я опять подвел под себя и под свой коллектив опасную мину. Штат двенадцать человек был определен, исходя из представлений начальства о количестве переделок. А в результате внедрения моей системы весь процесс практически свелся к необходимости укоротить рукава или удлинить брюки, для чего достаточно было трех-четырех человек. Ответственный грамотный начальник, радеющий об интересах производства, должен был, наверное, часть работников уволить. Если бы я хотел делать карьеру, я бы, вероятно, так и поступил. Но мне, по причинам, изложенным выше, это счастье даром было не нужно. К тому же у меня уже были моральные обязательства перед моим коллективом, и лишить их работы из-за собственной глупости я не имел права. Следовало придумать что-то, чтобы начальство не догадывалось, что мы вместо того, чтобы усердно трудиться, валяем дурака. То есть создать видимость кипучей работы при отсутствии оной. В принципе, дело для бывшего советского человека несложное — мы там всю жизнь этим успешно занимались.
Помещение для нового цеха театр арендовал на 26-й улице Манхэттена, в то время как сам МЕТ расположен в Линкольн-центре на 65-й. Процесс протекал так: закройщики делали примерку в основном здании, прикрепляли бумажку с перечнем переделок, затем костюм переправлялся на 26-ю улицу, мы с ним работали и, сделав, отправляли назад в театр. Другими словами, кто-то из руководства низшего и среднего звена все время толкался в нашей цеху — привозил костюмы, увозил костюмы, выяснял всякие технологические вопросы, то есть мог видеть, сколь прилежно мы трудимся. И настучать руководству повыше. Стучать — любимое занятие американцев. Даже в России, где по доносам пересажали полстраны, я никогда не сталкивался с такой исступленной страстью. Американцы не стучат — они бегают наперегонки, кто вперед. Можно, конечно, объяснить это повышенной тягой к справедливости, и, вероятно, так оно и есть, но у россиян моего круга стучать всегда считалось делом недостойным. Следовало как-то сократить количество визитов чрезмерно честных людей в нашу синекуру.
Я уже говорил ранее, что в портновской команде нашей были специалисты в разных областях человеческих знаний. В том числе талантливый молодой программист Андрюша Плетенецкий, занимающийся сейчас какими-то сугубо секретными, судя по количеству данных им подписок о неразглашении, разработками в компании «Microsoft». А в то время он и его семья только-только прибыли в эмиграцию и ему нужна была хоть какая-то работа. Так почему бы и не портным? Многие начинают с уборщиков. Он, правда, не знал с какой стороны вдевать нитку в иголку, но вполне успешно работал в нашем дружном коллективе, пришивая пуговицы и лейблы, делая другую мелкую работу не хуже, чем я в свое время. Когда возникла идея электронного подбора костюмов, он написал программу, сделал демонстрационный диск, который я и предъявил начальству с объяснениями как и что. Мы тут же прослыли Russian genius, и ныне эта программа, как мне говорили, работает в Метрополитен уже и на других спектаклях. Но это так, к слову, в качестве похвальбы. Так вот, чтобы сократить количество начальственных звонков и посещений, я попросил Андрея сделать сайт, где было бы расписано все движение костюма от примерки до полной готовности, красиво этот сайт оформить — чтобы там и цветные графики, и логотип Метрополитен, и эффектные картинки, — а для пущего понта еще и заковыристо запаролить. С этим я пришел к Лесли и сказал:
— Лесли, я понимаю, что мой ужасающий акцент вызывает у тебя раздражение и решать вопросы по телефону трудно и некомфортно.
— Да нет, да что ты… — попыталась возразить толерантная, с головы до ног политкорректная Лесли. Но я пресек возражения в зародыше.
— Нет, нет, Лесли, — я скорбно поджал губы, — я понимаю, как тяжело разбираться в том, что я говорю. Поэтому — вот сайт, вот пароль. В любую минуту ты можешь выйти в интернет и посмотреть, в каком состоянии находится костюм, где он, на какой стадии готовности, когда будет доставлен в театр. Да и у мистера Вольпе, — намекнул я, — будет к тебе меньше вопросов. Он ведь тоже может посмотреть, как идет работа…
Сейчас, когда я пишу эти строки, подобный подход к работе стал рутиной. Тысячи, сотни тысяч фирм, организаций, бизнесов создают свои сайты. Но на дворе был 2001 год, это было внове, и работа произвела фурор. Наши акции поднялись на немыслимую высоту. Начальство получило новую игрушку и уверовало в то, что «если эти толковые русские ребята из пошивочного цеха так лихо решают неразрешимые проблемы, то уж костюмы они как-нибудь сделают». Визиты и звонки прекратились, нас оставили в покое. Мы бодро укорачивали рукава и брюки, Андрей каждый день обновлял информацию на сайте, а у нас появилась возможность устраивать в рабочее время дни рождения, отмечать праздники и вообще вести привольную жизнь — посещать выставки, ходить по вернисажам, благо 26-я улица находится недалеко от района галерей Сохо и Гринич-виллидж. Член нашего дружного коллектива, замечательный художник Люся Успенская смогла закончить один из своих чудесных квилтов, который впоследствии был выставлен в музее «Modern Art», куда, как вы сами понимаете, попасть непросто; Андрей Плетенецкий сумел перетоптаться, пока его не пригласили в Калифорнию в Силиконовую долину, а нашего специалиста по холодильным установкам, Витю Яковлева, взяли на работу в музей Гуггенхайма для обслуживания сложнейшего температурного хозяйства этой знаменитой картинной галереи. Шурочка Артемчук и ее муж одессит Гриша продолжают на каждый мой день рождения вручать мне взятку в виде коньяка и коробки конфет, хотя я уже давно не начальник, кроме водки ничего не пью, а конфеты, по причине диабета, не употребляю. Да я уже и в МЕТ три года как не работаю… Все мои попытки прекратить этот поток благодарности успеха не имеют.