доступная". Священник Павел Флоренский. Столп и утверждение истины). Поэтому их добродетели, или дарования Святого Духа, или свойства (за исключением, конечно, индивидуально-личностных свойств), — это свойства нового человека, насельника Нового неба и Новой земли, обетованных новому творению (Гал. 6, 15). А их путь внутренней жизни — это своего рода идеал для всех христиан в достижении ими тех обетований Божиих человеку, реальными знаками которых являются святые уже теперь, в условиях нашего дольнего мира. Отсюда становится очевидным, насколько жизненно важно изучение пути и закономерностей духовной жизни, открытых святыми, изучение той строгой системы духовного роста, которая осуществляется в постепенном искоренении страстей и последовательном приобретении богоподобных свойств — свидетелей обетованного состояния христианина. Но исследование этих вопросов составляет, конечно, особую, самостоятельную тему. Мы остановимся лишь на отдельных моментах двух главнейших добродетелей святых, составляющих начало и конец того совершенного блага, которое уготовал Бог любящим Его (1 Кор. 2, 9). Смирение является той первой из добродетелей, на которой зиждется все здание совершенства святых, без которой невозможны ни правильная духовная жизнь, ни приобретение каких-либо иных богоподобных свойств. Один из самых глубоких знатоков аскетических трудов святых отцов русский подвижник XIX века епископ Игнатий Брянчанинов писал: "Смирению уступают все страсти… Все добродетели усматриваются последующими за ним…", "Все святые признавали себя недостойными Бога: этим они явили свое достоинство, состоящее в смирении". (Соч. СП б., 1905, т. 2, с. 72, 126). Смирение, или, по Евангелию нищета духа (Мф. 5, 3), является естественным выражением видения своего падения, своей греховности. Это видение предшествует другим дарованиям Божиим. ("По непреложному закону подвижничества обильное сознание и ощущение своей греховности, даруемое Божественною благодатию, предшествует всем прочим благодатным дарам". Епископ Игнатий, т. 2, с. 334) Святой Петр Дамаскин называет это видение даже "началом просвещения души". Он пишет, что при правильном подвиге "ум начинает видеть свои согрешения — как песок морской, и это есть начало просвещения души и знак ее здоровья. И просто: душа делается сокрушенною и сердце смиренным и считает себя поистине ниже всех…" (Творения. Киев, 1902. Кн. первая, с. 33). Это состояние всегда сопряжено с особенно глубоким и искренним покаянием, значение которого непереоценимо в духовной жизни. Епископ Игнатий восклицает: "Зрение греха своего и рожденное им покаяние суть делания, не имеющие окончания на земле" (т.2, с. 127). Высказывания святых отцов и учителей Церкви о первостепенной важности видения своей греховности, покаяния и рожденного ими нового свойства — смирения, бесчисленны, и нет необходимости приводить их здесь. Важно подчеркнуть то главное, что заключено в этом факте. Смирение является единственной добродетелью, которая дает возможность человеку пребывать в так называемом "непадательном" состоянии. В этом особенно убеждает нас исполненная трагизма история падения первозданного человека, обладавшего всеми дарами Божиими (Быт. 1, 31), но не имевшего опытного смирения и потому отпавшего. Только смирение, проистекающее из познания себя, то есть познания полного бессилия своего естества в его отделенности от Бога, создает твердую психологическую базу для вечного принятия человеком Бога как единственного источника жизни и всякого блага. Ибо только оно может полностью и окончательно исключить возможность нового горделивого мечтания стать как Бог (Быт. 3, 5) и нового падения. По существу и подлинное возрождение начинается в жизни христианина лишь тогда, когда он в борьбе с грехом увидит всю глубину поврежденности своей природы, принципиальную ее неспособность в чисто природном порядке, без Бога, совершить полноценное добро и достичь искомого блага. Самопознание открывает человеку Того, Кто хочет и может спасти его из состояния погибели, оно заставляет обратиться к Нему. Психологически в Спасителе ощущает нужду только погибающий и осознающий свою гибель. Поэтому и во Христе чувствует безусловную необходимость лишь тот, кто опытно увидел свое подлинное бессилие, смирился и от всей души воззвал: "Господи! спаси меня" (Мф. 14, 30). Именно этим духовно-психологическим моментом и можно объяснить столь исключительное значение, придаваемое смирению всеми святыми. Преподобный Макарий Египетский говорит: "Смиренный никогда не падает: да и куда ему пасть, когда ниже всех? Великая высота есть смирение. И почесть и достоинство есть смиренномудрие". Святой Иоанн Златоуст называет смирение главной из добродетелей, а преподобный Варсонофий Великий учит, что "смирение имеет первенство среди добродетелей". То же самое утверждает и преподобный Симеон Новый Богослов: "Поистине одна только есть печать Христова — осияние Духа Святого, хотя много есть видов воздействий Его, много знамений Его. Первейшее сего другого и необходимейшее есть смирение, так как оно есть начало и основание". Смирение во всей его силе и значимости является, фактически, свойством новым, неизвестным первозданному Адаму, и оно единственное твердое основание непадательного состояния человека в жизни и земной и вечной. ("Во всем будем соблюдать меру и в основание совершаемых нами дел полагать смирение, чтобы безопасно созидать нам здание добродетели. То и добродетель, когда она соединена бывает со смирением. Положивший в основание своей добродетели смирение может безопасно воздвигать здание до какой ему угодно высоты. Оно (смирение) есть величайшее ограждение, стена несокрушимая, крепость непреодолимая. Оно поддерживает все здание, не позволяя ему пасть ни от порыва ветра, ни от напора волн, ни от силы бурь, но ставит его выше всех нападений, делает как бы построенным из адаманта и неразрушимым и на нас низводит щедрые дары от человеколюбивого Бога". Святой Иоанн Златоуст. Творения, т.4. СП б., 1898.) Эту добродетель с особой глубиной и силой явили святые, и ею они показали, где находится незыблемый фундамент реального исполнения Божия обетования любому человеку, искренне ищущему спасения. 6. Но если вся лествица добродетелей строится на смирениии, то увенчается она той из них, которая больше всех (1 Кор. 13, 13) и которая именует Самого Бога (1 Ин. 4, 6) — Любовью. Все прочие свойства нового человека (например, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера… — Гал. 5, 22 и др.) являются лишь как бы элементами, входящими в любовь, но ни в коей мере не исчерпывающими ее. Она есть идеальная вершина всех устремлений человека и его совершенное благо. К ней призывает Бог человека, она ему обетована во Христе. Святые более всего ею прославились, ею побеждали мир, ею в преимущественной степени они показали незримое величие, красоту и благость Божественных обетований человеку. Но есть и принципиальной важности вопрос, связанный с этим высшим духовным свойством христианина. Возможны два значительно совпадающих внешне, но по существу взаимоисключающих состояния христианина, которые оба именуются в аскетической литературе разных направлений христианской любовью. Одно из них — "душевное" (Иуд. 19; 1 Кор. 2, 14) чувство. Оно возникает в результате неправильного аскетического подвига христианина, ставящего целью возбуждение и развитие в себе чувства любви к Христу. Достигается эта любовь, главным образом, путем непрерывной концентрации внимания на страданиях Христа (особенно крестных) и Богоматери, представлением себе различных эпизодов из Их жизни и мысленным участием в них, мечтанием и воображением Их любви к себе, прямыми беседами с Ними. Такая самовнушенная любовь носит, естественно, чисто эмоциональный (а не духовный) характер, не редко связанный с патологическими изменениями психики и нервной экзальтацией, доходящей до истерии, обмороков, длительных галлюцинаций, возникновения кровоточащих ран (стигм) и, одновременно, любовных переживаний, и часто откровенно сексуальных ощущений. Яркими примерами подобных явлений могут служить многие известнейшие католические святые, как: блаж. Анжела, Катарина Сиенская, Тереза Авильская, Иоанн Креста и др. А Франциск Ассизский, живший в XIII веке, стал первым в истории христианства носителем стигм. Искусственно вызываемые экзальтации часто достигают большой силы и принимаются духовно неопытными за проявление подлинной христианской любви. На самом же деле она "есть не что иное, как одна обманчивая, принужденная игра чувств, безотчетливое создание мечтательности и самомнения" (Епископ Игнатий, т. 2, с. 57). В православной аскетике это состояние расценивается как прелесть, то есть как глубочайший самообман. Причина такой оценки этого чувства состоит в том, что истинная любовь, духовная (1 Кор. 14, 1), согласно Священному Писанию, есть дар Духа Святого, а не результат нервно-психического напряжения падшего естества. Апостол Павел пишет: "Любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам" (Рим. 5, 5). Эта духовная любовь есть "совокупность совершенства" (Кол. 3, 14), высшая добродетель. Она "есть, — по выражению преподобного Исаака Сирина, — обитель духовного и водворяется в чистоте души", которая дает уму возможность созерцания духовного мира. "И сие созерцание, — пишет он, — бывает пищею