За растительным царством следует царство животное. Зимовавшие в теплых краях птицы, во множестве прилетают туда, откуда отступила зима. Через огромные расстояния, оставляя внизу моря и горы, они прилетают, чтобы вить гнезда, выводить птенцов, оглашать воздух радостными звуками.
Им вторит водная стихия. Из оживших водных глубин ближе к теплу, на поверхность выплывают рыбы, играют, бьют хвостом, радуются обновленной жизни. И увидел Бог, что это хорошо. И благословил их Бог, говоря: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте воды в морях, и птицы да размножаются на земле.
И человек, этот царь видимого мира, с приходом тепла выходит из жилищ на воздух, снимает с себя тяжелые одежды, полной грудью вдыхает свежий и целебный воздух. Его, сотворенного не для лени, а для деятельности, ждет новый труд. Его плуг должен нарушить земной сон, под его веслом должна вспениться водная поверхность, свежий ветер должен надуть его паруса. Хочется сказать ему — с Богом! Да и сам он, щурясь от весеннего солнца и, по деловому, поплевав на руки, говорит себе — с Богом — и берется за работу.
Книга Бытия оживает на наших глазах. Продолжается жизнь. Будем благодарны Творцу жизни.
Под сенью Рождества (7 апреля 2008г.)
Мы сидим под сенью ветвей могучего дерева и держим в ладони семечко. Мы — не биологи и не садоводы, и нам невдомек, что в нашей ладони семечко этого же дерева. Семя, ставшее деревом, шумит над нами своей листвой, и дерево, спрятавшееся в семечке, лежит у нас на ладони. Этот образ приходит ко мне, когда приближается Рождество.
Мы живем в мире, где на каждом шагу видны следы Бога, ставшего человеком. И это не обязательно свечи и купола, иконы, книги и колокола. К примеру, образ матери и ребенка. Картины с этим сюжетом наводняют галереи мира. Одни из них пропитаны идеей семейного счастья, другие изображают тревогу или подчеркивают хрупкость земной жизни. Некоторые полны умиления и нежности. Но все они родом оттуда — от иконографии Богородицы с Младенцем. А сами иконы — от Вифлеемского чуда, от первых прикосновений человеческих рук к Воплотившемуся Богу, к Богу, ставшему беззащитным.
Как подмечает Честертон, Новая эра, новый мир начались не на земле, а под землей. Ведь Христос родился в пещере.
Земля богата. Она рождает для человека и животных пищу, она хранит в своих недрах все мыслимые и немыслимые сокровища. В ее глубины нужно вгрызаться, чтобы найти соль, нефть, воду, золото. Со времени Рождества в земной пещере можно найти Небо.
У Пастернака в «Рождественской звезде» есть такие строки:
За ними вели на верблюдах дары,
И ослики в сбруе, один малорослей Другого, шажками спускались с горы.
И странным виденьем грядущей поры Вставало вдали все грядущее после.
Все мысли веков, все мечты, все миры,
Все будущее галерей и музеев,
Все шалости фей, все дела чародеев,
Все ёлки на свете, все сны детворы.
Весь трепет затепленных свечек, все цепи,
Все великолепье цветной мишуры…
…Все злей и свирепей дул ветер из степи…
…Все яблоки, все золотые шары.
На бедном вифлеемском ландшафте, в одной из его пещер, началось то, что мы сегодня озираем с высоты двух тысячелетий и, несмотря на высокую точку обзора, так и не можем охватить взглядом. Началась Новая эра и длинная череда Anno Domini — лет Господних.
«Виденья грядущей поры», «все грядущее после», — так называет поэт весь будущий трагизм мировых судеб и всю будущую роскошь христианской цивилизации.
Монахи переписывают книги, составляют азбуки для не знающих грамоты народов, основывают школы, которые затем станут университетами. Строятся города, бродит молодое вино богословских идей («Все мысли веков, все мечты, все миры»).
Музыканты переплавляют веру и любовь в звуки, художники пишут картины, зодчие заставляют камень молиться («Все будущее галерей и музеев»).
Дети в память о Николае ищут под подушкой подарки, ждут первой звезды в Сочельник и мечтают о чуде. В богатых и бедных семьях взрослые и дети молятся вместе («Все ёлки на свете, все сны детворы. Все яблоки, все золотые шары»).