Иудину страсть к деньгам назвал корнем всех зол ещё святой Павел. Деньги открывают доступ ко «всем тяжким», и именно за это ценятся. В последней главе первого тома «Мёртвых душ», там, где впервые сообщаются подробности биографии Чичикова, не зря говорится, что деньги наш герой любил не сами по себе. Он не был скупым рыцарем, и вообще рыцарем не был. Жизнь в нищете и ежедневные походы в подвал, где в бликах сального огарка в сундуках мерцает злато, были не по нём. Он скорее бы поставил подпись свою под фразой Филиппа Македонского, сказавшего, что осёл, гружённый золотом, откроет ему ворота любой крепости.
Деньги можно любить за их умение превращаться в каменные дома с фонтанами, в бриллиантовую заколку к галстуку, в богато сервированный стол, в женскую любовь, в общественную значимость. Да мало ли ещё во что могут превращаться золотые монеты и банковские билеты! Нельзя ли сказать, что это и есть тот философский камень, который искали алхимики, камень, дающий доступ ко всем удовольствиям?!
Так что прочь донкихотство, прочь пенье под окном и глупые поединки. Прочь романтизм — и да здравствует трезвая практичность. Нужно доставать деньги. Именно доставать, а не зарабатывать, потому что «зарабатывать» — значит трудиться долго и получать мало. Честным трудом, говорят, не построишь хором, а жизнь бежит, и так многого хочется.
«И в тебе, и во мне есть часть души Иудиной», — так говорит в одной из проповедей на Страстной седмице Иустин Попович. Гоголь говорит примерно то же. Он говорит, что быть слишком строгим не нужно. Стоит проверить себя — нет ли и во мне частицы Павла Ивановича? А ну как и я ценю деньги больше всего святого? И для того именно ценю, что ими надеюсь купить или сласти запретные, или власть, коли не над миром, то над родным городом, по крайней мере?
Вопрос не праздный, как и все вопросы, поднятые Гоголем.
Как тип исторический Чичиков имел на Руси много препятствий к тому, чтобы развернуться. Заветные мечты не раз ускользали у него не то чтобы из-под носа, но из самых рук. Как герой гоголевской поэмы он, претерпев тысячи унижений, взлетал на нужную высоту, но изменения судьбы внезапно сбрасывали его вниз, и опять начиналось тяжёлое восхождение.
Вскоре после описанных у Гоголя времён пришла отмена крепостного права. А ведь это целая смена эпох. Как ручей, пересохло помещичье сословие. Маниловы или сыновья их сделались дядями Ванями, и стук топора, вырубающего вишнёвый сад, возвестил о новом историческом периоде. Пришёл, шумный, как паровоз, и гордо высящийся, как заводские трубы, капитализм. Для Чичикова это то же, что для рыбы вода. Государственные подряды, частная инициатива, всеобщая и открытая любовь к деньгам. Но.
Начало странно лихорадить государство, то самое, что казалось незыблемым. Чиновник долго грабил с чувством собственной значимости. А мужик столетиями пахал, лукавил и терпел. Все немножко пили, немножко скучали, немножко болтали о том о сём. Как вдруг пошли стачки, листовки, призывы к восстанию. Какие-то комитеты, партии, слова о свободе. Всё расшаталось и взбеленилось. Как перегретый котёл паровоза, империя вскоре взорвалась. Последствия этого взрыва повлияли на историю даже самых отдалённых стран. Нас и сейчас ещё пошатывает от ударной волны того взрыва, которая хоть и ослабела, сто раз обойдя вокруг Земли, но все ещё не исчезла. Мир изменился до неузнаваемости. Чичикову пришлось надолго затаиться.
Он вышел на свет в 20-е годы прошлого столетия при НЭПе.
Мне неизвестно, приходило ли в голову кому-то то, что я сейчас скажу, но Чичиков воскрес на страницах творений Ильфа и Петрова. Как и в начале «Мёртвых душ», в начале «12-ти стульев» главный герой приходит в уездный город N в поисках авантюрных и лёгких заработков. Правда, заходит он пешком, а не въезжает на бричке, и под штиблетами у него нет носков, но это — дань отшумевшему лихолетью. А так — перед нами всё тот же пройдоха, умеющий делать деньги из воздуха. Пройдясь прогулочным шагом через пространство первого романа, доказав всем свою смекалку и непотопляемую живучесть, он появляется во втором романе, чтобы сразиться с собственным двойником.
Господин Корейко из «Золотого телёнка» — это ведь тоже Чичиков. Это сребролюбец и ловкач, который скрывается под образом мелкого служащего, как и сам Пал Иваныч когда-то, но не потому, что стремится обогатиться, а потому, что не может воспользоваться уже накопленным (читай — наворованным) богатством. Бендер и Корейко связаны между собой как тело и его тень. Так в фильме Алана Паркера «Сердце Ангела» герой Микки Рурка ищет себя самого. Они встречаются, и встреча не сулит добра. Пересказывать фабулу фильма и содержание романа нет смысла. Одним они известны, другие могут ознакомиться. Но в виде «рубахи-парня» с одесским акцентом и криминальными замашками Чичикову тоже не удалось прожить долго. НЭП свернули. Пройдохи затесались в аппарат (не для того, чтобы обогатиться, а чтобы выжить) или не по своей воле уехали умирать на стройки века. Чичиков опять исчез.