Страшно смотреть на человека, в чьем немощном теле, от близости к могиле уже пахнущем землей, живут и действуют все те же страсти, что и в молодости. Отвратительны старики, завидующие и суетящиеся, злобствующие и не могущие найти других тем для разговора, как только поосуждать. Поскольку бесы бесстыдны, они способны возбудить любую страсть даже в умирающем человеке. Если люди прожили всю жизнь в погоне за комфортом и без мыслей о вечности, они и в старости могут быть заражены юношескими пороками (см. образ и философию Федора Павловича — старшего Карамазова).
Если лучи Евангелия глубоко проникнут в нашу постсоветскую действительность, мы сумеем защититься от дерзких попыток омолодиться, победить время, над чем бьется сегодняшняя забывшая о Христе медицина. Сильные мира сего всегда задумывались о продлении своей жизни. Китайские императоры верили, что жизнь будет вечной, если овладеть тысячей девственниц. Римские императрицы купались то в крови рабов, то в кобыльем молоке. Фантазия буйствовала, но немощи и смерть были неумолимы.
Сегодня богатые подключили к этим потугам медицину. Профессор Преображенский у Булгакова до опытов над собачками был известен тем, что возвращал богатым пациентам силу и половую потенцию, к примеру, пересаживал стареющим дамам яичники обезьяны, чтобы сделать возможной полноценную жизнь с молодыми любовниками. Это смешно, но прозорливо. Современная медицина именно этим и занимается.
Классический образ старческой красоты, глубокой, мудрой, отражен Церковью в иконах Симеона Богоприимца. Всмотритесь в глаза этого человека, прожившего длинную жизнь с завидной верностью и постоянством. Вот он, готовый умереть, держит на руках недавно появившегося на свет Младенца, Который в то же время — Ветхий днями. Старик держит на руках Славу Израиля, Того, Кого он любил всю жизнь, не видя, а теперь видит и умирает с радостью. Он говорит «ныне отпущаеши» не так, будто его ждет смерть, а будто он — раб, уходящий на свободу.
И были, и есть старики, уходившие в вечность тихо и радостно. Они вступали в вечность с надеждой увидеть своих родных, тех, с которыми смерть их разлучила и с которыми Христос их соединит. Были и есть старики, которые, достигши некоего возраста, уже не искали в жизни удовольствий, а жили просто — по послушанию, в ожидании удара того колокола, который прозвонит по ним. Многие тысячи таких людей унесли с собой свою тайну, а многие частично ею поделились. Из воспоминаний, писем, стихов мы знаем, что в старости мир пронзительно прекрасен. И ничего особого не нужно, чтоб быть счастливым, только смена дня и ночи, и времена года со своим пышным разнообразием, и старенькая Псалтырь на столе, и фотографии родных, и внуки.
Она подойдет к нам внезапно, сзади. Она прикроет нам глаза своими ладонями, и мы не сразу угадаем, кто это. Ее мягкие шаги уже к нам приближаются. Если не верите — вспомните, какими стариками казались для вас десятиклассники, когда вы слушали первый звонок. Вспомните, какими старухами для вас казались тридцатилетние женщины, когда вам купили первые сережки.
Вспомните, как смеялись вы над людьми, женившимися в 50, когда в первый раз шли на свидание. Душа не чувствует возраста, и только зеркало да люди в транспорте, говорящие вам «Вы», подтверждают мои слова.
У архиепископа Иоанна Шаховского есть стихотворение на эту тему. Там есть такая строчка: «я тебя уже люблю и знаю». Это о старости. Автор приветствует ее, благодарит Бога, что он до нее дожил, а приближение ее он распознал по углубившемуся чувству красоты мира.
Ее не надо бояться. Она красива не меньше, чем детство и юность. Дети знают об этом и льнут к старикам, как будто они посвящены в одну и ту же тайну. Старики платят малышам той же нежностью и привязанностью.
Вызванные из небытия в бытие божественной любовью, люди красивы всегда. Мир станет плоским и жутко обнищает, если мы лишим его красоты заката и багряных красок осеннего леса. Этим шедеврам природы в мире людей соответствует старость.
Человек человеку… (12 сентября 2007г.)
В далёкие дни минувшей эпохи, когда мы в красных галстуках сидели за свежевыкрашенными партами, учителя рассказывали нам о том, как нам всем повезло, о той чудной эпохе, в которую мы появились на свет. Рассказывали о главных принципах построения нового общества, о тех китах, на которых посреди мирового океана будет плавать рукотворный Город Счастья. Там будут трудиться по способностям и получать по потребностям. И друг для друга люди будут там друзьями, товарищами и братьями. Эту последнюю фразу иногда произносили по латыни, а в противовес ей произносили другую, согласно которой живут в другом, враждебном мире. В том мире, где всё продаётся и покупается, говорили нам, человек человеку не друг и не товарищ, а волк. Homo hоmini lupus est. Мы слушали, не подозревая о том, что доживём до времён, когда и у нас всё будет продаваться и покупаться. Только вот с волками незадача. При общей расслабленности (Гумилёв сказал бы: «утрате пассионарности») волком быть получается далеко не у каждого. У чеченцев получается, у кого-то ещё, на них похожих, а у европейцев — нет. У восточных европейцев всё больше получается быть на вола похожим, а у западных — на домашнюю болонку. Но — не об этом.