Мне не нравятся произведения, авторы которых так любят себя, что считают красивым все, что бы они ни делали. В таких произведениях можно подробно прочитать о том, как писатель посетил ватерклозет, провел ночь со случайной или постоянной подругой. Автор не стесняется помочь себе матерной лексикой, если не хватает нормальных слов или ситуация того требует. Я сомневаюсь, чтобы в повседневной жизни эти господа позволяли себе отрыгивать вголос или ковыряться в носу при посторонних. Можно ведь и по шее получить. А вот насморкать в душу читателя — это не жалко. Глубоко противны мне такие сочинители. Назову имена: Виктор Сорокин, Виктор Пелевин, Юрий Андрухович, Генри Миллер.
— О вкусах не спорят! Я, например, считаю Андруховича очень талантливым писателем…
— Я не оспариваю его талант. Я говорю о векторе, куда талант направлен. Что мы видим в его романах? Творческие пьянки, рождающиеся из безнадёги, или полная безнадёга на фоне случайной любви и пьянок — вот и все. Весь талант — в сочном, ироничном, захватывающем способе изложения. Причем заметьте, центральный персонаж его романов всегда не дома. От сумасшествия или суицида его спасает, по крайней мере, возможность вернуться, дорога к дому, как бы тривиально это ни звучало. Произойди все то же в стенах родного дома или на улицах родного города, так, чтобы бежать было некуда, — и человек мог бы оказаться в конце романа на краю моста или перед железнодорожными рельсами. Ведь талант дается человеку не для того, чтобы красиво поведать миру, как мне плохо, а для того, чтобы сказать читателю, которому так же плохо, куда идти, чтобы было лучше.
— Можно ли современному искусству отвести хоть какую-то роль в воспитании личности?
— По словам Григория Нисского, философия вечно беременна и вечно не может родить. Имеется в виду, что испытующий разум задает правильные вопросы, но без Откровения Божия не может на них ответить. Это же частично справедливо в отношении искусства. В какой-то части своих произведений искусство ставит злободневные, живые вопросы, пользуясь силой своего влияния на человека, поворачивает его лицом к лицу к этим вопросам и отвращает от суеты. Ответы, как всегда, за Богом и Его благодатью. Но польза от искусства очевидна: оно является формой самосознания человечества.
— А в школьную программу можно ли привнести что-то из современных произведений?
— Только на пороге зрелости по достижении определенного возраста человеку можно давать серьезную литературу.
— Неужели мы зря проходим в школе классику?
— Большей частью зря. То, что мы учим, это не изучение классики, а прививка от классики на будущие взрослые годы. Классика дает многие ответы, но бессмысленно произносить эти ответы, если еще не созрел вопрос.
— Для человека верующего, церковного, обязательно ли мерой качества того или иного произведения искусства должна быть его «светоносность»? Или можно допускать увлечение «искусством ради искусства»?
— Искусство ради искусства не существует так же, как не может ничто сотворенное жить самим собой. Смысл любого явления выходит за его собственные границы. Смысл стула не в стуле, а в голове того, кто его смастерил. И так во всем. Это только Мюнхгаузен мог сам себя за волосы вытащить из болота. В жизни это невозможно. Искусство всегда отображает или стройное мировоззрение автора, или интуиции, скрытые даже от него самого. И искусство всегда религиозно: или со знаком плюс, или со знаком минус.
Можно выстроить такую иерархическую схему: в основе всего — культ. Вокруг культа, как плотное облако, помещена культурная среда, в которой нерасчлененно присутствуют язык, музыка, танец, архитектура, погребальные и родильные обряды, отношение к войне, еде, женщинам, одежде. При развитии общества эти культурные формы обособливаются и начинают развиваться самостоятельно, все еще сохраняя связь с культовым ядром. Если эта связь со временем порвется, то оторвавшаяся форма культуры замыкается на самой себе, какое-то время живет по инерции, затем приходит к самоотрицанию.
Сам термин «искусство ради искусства» возник на том этапе развития европейской цивилизации, когда творчество оторвалось от религиозной почвы и пыталось обосновать себя из самого себя. Повторюсь, что это в принципе не жизненно. Автор всегда куда-то ведет или зовет читателя, зрителя, слушателя. Знает он об этом или не знает, он должен будет дать ответ за тех, кого пленил своим талантом. Автор, так или иначе, ответственен за жизнь тех, для кого он является авторитетом. Тут все благоухает темой ответственности и воздаяния.