Тавифа была спасена не только молитвой Петра, но и теми одеждами, которые она пошила. Которые физически, явственно, «глазами» были видны Петром. И он убежден был просить у Господа о том, чтобы жизнь ее продлилась и вернулась.
Все это очень тесно связано с сегодняшним Евангельским чтением, где про расслабленного говорится. Там тоже … опять-таки вся эта святая топография.
В храме Божием раньше приносились кровавые жертвы. Там резали ягнят, закалывали волов. Там бойня была. Там был какой-то «мясной двор». И ежедневно проливались потоки крови, в праздники священники ходили по щиколотку в крови. Их льняные ризы, как у нас сегодня. Мы одеты частично по подобию тех священников. Они босиком были в храме. Обуви нельзя было носить. И когда много жертв приносилось, они поднимали свои одежды; потому что «хлюпали» по крови в праздники большие, когда закалывались сотни овец, сотни быков. Оно все сжигалось. Горело мясо – жарилось. Вот такой был храм. И при этом замечено было, что никогда в храме не было ни одной мухи. Ни одной мухи в этом месте, где ежедневно закалывались животные, проливалась кровь, выпотрашивались потроха, сжигалось мясо, носился пепел. Там вообще был конвейер мясного производства.
Такая была служба. Такие были молитвы. Это мы сегодня – поем, кадим, преклоняем колени, молимся, принимаем причастие и требуем тишины и благоговения друг от друга. «Тише! Слушай! Молись! Думай! Работай сердцем! Молись Богу!» Это Новозаветная благодать. Если бы мы попали в древний храм, мы бы очумели бы от ужаса. Что творится вообще? Кругом блеют овцы, которых тащат за шиворот на жертвенник. Там меняют деньги, чтобы купить. Потому что купить жертву можно было только за священный шекель. Ты приходишь, например, из Рима и приносишь свои римские монеты; но за эти деньги ты не можешь купить овцу. Нужно поменять, как в обменном пункте, деньги римские на деньги еврейские – тугрики на шекели. Это ж все звенит. Это гром. Это столы менял. То, что Господь переворачивал. «Там» – мясом пахнет. «Там» – деньги считают. Храм был такой. И постоянно – люди. Как на вокзале. Одни – ушли. Другие – пришли. Вот такая круговерть. Вот такая была благодать. Такая молитва. Такая благодать, повторяю. Нельзя было быть атеистом зашедшему в храм. Люди чувствовали, что Бог – здесь. Он здесь живет. При всем этом «гамбузе». При всем этом шуме.
И овец, которых резали, их сначала мыли. Для этого была специальная купель. В эту купель затаскивали этих баранов, этих овечек. Там их полоскали. И уже обмытых, бедных, их тащили дальше – под нож. И – под нож! И так – постоянно. Купили, обмыли, зарезали, сожгли. Следующая!
А в этой самой купели, там, где баранов полоскали, – там однажды в год Ангел мутил воду. Сходил невидимо Ангел и делал там небольшую бурю «в стакане воды». Вода завихривалась, плескалась, кружилась. Это было всем известно. Все этого ждали. Это было редко. Больные там собирались. Все эти скрюченные, кривые, косые, паршивые. Они бросались в эту воду и исцелялись. Один человек в год.
В сегодняшнем Евангелие Господь подошел к человеку тридцать восемь лет больному расслаблением и спросил его: «Ты хочешь быть здоров?» Это очень важные слова, между прочим. Потому что не все больные, привыкшие к болезни, хотят быть здоровыми. Это только кажется, что больной хочет быть здоровым.
Мне один священник рассказывал про одну женщину, которая долго болела. Она имела такое счастье иметь очень любящую семью. За ней все ухаживали, ухаживали. Оказывали ей всякую любовь, всякую ласку. Там – подушку подложили, там – чаю заварили, там – с ней посидели рядом, кроссворды порешали, там – привезли, там – увезли. И, когда ее спросили: «А Вы бы хотели молиться Богу чтобы подняться?», она ответила: «Вы знаете, я даже не уверена – хочу ли я быть здоровой! Я окружена такой любовью, что, если я поднимусь на ноги, мне придется делать это все самой! Мне так комфортно в моей болезни. Моя болезнь купила мне любовь моих родных!»
Поэтому – вопрос этот очень серьезный. «Ты хочешь быть здоров?» Вопрос очень серьезный. Ведь есть же «любимые мозоли». Есть то, что человек любит в себе. Любимую свою болезнь. Почему нет? Но, кроме этого, там другие есть смыслы.