Итак, вразумитесь, цари; научитесь, судьи земли!
Служите Господу со страхом и радуйтесь [пред Ним] с трепетом.
Почтите Сына, чтобы Он не прогневался, и
чтобы вам не погибнуть в пути вашем, ибо гнев Его возгорится вскоре.
Блаженны все, уповающие на Него.
Предпоследний стих, переведенный по-славянски, весьма теряет в смысле. Там сказано не «почтите Сына», а «примите наказание», то есть «примите вразумление». И это последнее намного слабее по смыслу, нежели прямое указания на необходимость веры в Помазанника, Сына Божия.
Любопытно еще то, что первые три псалма в Псалтири образуют своеобразный пролог, содержащий основные темы всей книги. Не все, но ряд основных. Первый псалом «Блажен муж» – это псалом учительный. Тема учения – блаженство, то есть та же, с которой начал Свою Нагорную проповедь Иисус Сын Давидов. Третий псалом – молитва скорбящего и гонимого человека. Ею открывается шестопсалмие. А посередине – проповедь о Христе в масштабе вселенной; проповедь, обращенная к царям. Так охватываются (оставляя до времени в стороне собственно хвалу и радость) несколько важнейших тем Псалтири; книги, которая наставляет в праведности, возвещает Христа и услаждает в скорбях.
Делами царей можно и не интересоваться. Но все равно решения царей тебя рано или поздно коснутся. Совершенная аполитичность была чужда даже таким сынам Неба, как Антоний Великий и Симеон Столпник. Конечно же, чрезмерная политизированность сознания тоже мира в себе не несет. Всюду нужен баланс и царский путь. Всюду нужна молитва. Кстати, преподобный Арсений Каппадокийский – великий знаток и любитель Псалтири – второй псалом рекомендовал читать в качестве молитвы о вразумлении власть имущих.
Власть и бездетность (1 июля 2017г.)
У евреев до разрушения второго Храма был Великий Синедрион или Сангедрин. Это высший судебный орган, решавший самые сложные вопросы жизни народа. Всю бесконечную житейскую мелочь решали малые суды на местах, по городам. До высшего суда доходили лишь вопросы войны и мира, календаря, богослужения, богохульства, смертной казни… Число членов суда было непарным – 71 – чтобы избежать полного равенства в случае решения неоднозначных проблем. И поскольку задачи Синедрион решал не бытовые, а жизненно важные, то и требования к его членам предъявлялись экстраординарные.
К примеру, нужно было знать все основные языки и диалекты региона, чтобы при допросах не требовать присутствие переводчиков. Был возрастной ценз, ценз по здоровью. Безусловно – доброе свидетельство от народа, начитанность в Писании, твердое следование Закону и проч. Получался собор неких крепких умом и богатых опытом старцев, не ослабевших в памяти и не утративших сил. Старцев, которым, по земному говоря, лично ничего уже не надо, а в сфере интересов – только справедливость в суде, исполнение Закона, благо народа и слава Божия.
Была еще одна необходимая черта, а именно: члены Синедриона не могли быть бездетны. Безбрачия в Израиле не было. За редчайшими исключениями все мужчины были женаты. Ну, а иметь детей или не иметь, это уже не только дело супругов, но и дело Того, Кто детей дает. Библейское сознание не могло родить ничего подобного современной фразе «завести детей». Дети принимались в дар, но никак не «заводились». Вот ярчайший пример отношения к этому щепетильному вопросу: «И увидела Рахиль, что она не рождает детей Иакову, и позавидовала Рахиль сестре своей, и сказала Иакову: дай мне детей, а если не так, я умираю. Иаков разгневался на Рахиль и сказал: разве я Бог, Который не дал тебе плода чрева?» (Быт. 30:1-2)
Итак, членом Синедриона не мог быть человек, которому Бог не дал детей. Он не виноват, но все же не может занять должность. И вот почему. «Бездетные жестоки». Бездетный человек, достигший заката жизни, но не встававший никогда к постели сына, не державший на руках внуков, не ведший дочку под свадебный балдахин, не может в принципе ассоциировать подсудимых с детьми или внуками. Они для него безнадежно далеки и чужды. Такова мысль.
Можно, конечно, спорить о логике подобного запрета, но спорить это единственное, что мы умеем во времена свободы слова. Лучше вдуматься, вслушаться в эту непривычную мысль. Человек всюду действует, исходя из опыта. И вряд ли в определенных ситуациях мы откажемся отличать, например, воевавшего человека от человека сугубо гражданского, новичка от бывалого. В этом смысле опыт бездетности действительно отличает человека от того, у кого дети есть. Отличает, скорее, невыгодно.