Африка это дикое население плюс огромные ископаемые богатства, не так ли? Индокитай это страшные массы народа, смена правящих династий в застывшем времени и при отсутствии прогресса, правда? Мы с вами кто? Заусеница, обломок, задворок культуры и цивилизации, не вполне чуждый, но и не вполне родной для ее европейского целого? Или я не прав?
Я, конечно, не прав, и сам так не думаю. Думающих так и без меня хватает. Образованные люди, капли сомнения не имеющие в том, что они культурны, на порезанный палец европейца смотрят, как на трагедию большую, чем смертельная эпидемия или землетрясение на другом конце Евразии. «Их», дескать, трагедии исчисляются миллионами страдающих особей, из которых все на одно лицо, а в европейских трагедиях страдает неповторимая личность. Ну не фашизм?
Наше мировоззрение евроцентрично, и у этого явления должны быть глубокие корни.
Мало того, у этого явления должно быть и Божие благословение, раз оно обладает такой властью над сердцами и мыслями людей. Ведь не будь этой власти, мы покатом бы лежали от смеха, услыхав что-то вроде «парламент Киргизии». Но нет, не лежим. Подобные слова звучат ежедневно и повсеместно, а никто от смеха не держится за живот. Вместо смеха японцы пекут ко дню Валентина пиццу (пиццу — японцы) в виде сердца, а китайцы, под давлением западных СМИ обеспокоились негуманным отношением к животным на своих зверофермах. И кому есть дело до того, что гуманным отношение к животным быть не может и не должно. Слово «гуманность» происходит от латинского слова «человек», и только к человеку может относиться. Нужно быть животным, чтобы этого не понимать. Но не понимают и не смеются, поскольку все в мире очень серьезно относятся к каждому чиху, раздающемуся с той стороны, куда хитрый бык увез доверчивую девушку.
Она была христианской, Европа. На ней исполнилось пророчество Ноя: Иафет вселился в шатры Симовы. Здесь — ключ для понимания европейской истории, и здесь же ключ для предчувствия ее будущего. А будущее это может касаться не ее одной, как бы мало места на карте мира она ни занимала.
Антропологически европеец равен любому из своих собратьев, живущему на каком угодно континенте. Он не умнее, и не храбрее, и не безгрешнее. То, что именно он, а не его собратья, живущие на прочих континентах, преуспел в освоении и подчинении природы своим нуждам — не его заслуга. На его трудах действительно пребывало благословение. Он и сам это чувствовал. Если его нога ступала на палубу корабля, готового к дальнему плаванию, то он говорил, что хочет принести весть о Боге на самые дальние острова. Если он изобретал станок для книгопечатания, то печатал в первую очередь Библию. Если он преуспел в науках, так это в немалой степени оттого, что великие ученые, изучая мир, не забывали молиться Творцу мира. Затем на их место пришли изобретатели и ремесленники, воспользовавшиеся фундаментальными открытиями и переставшие молиться. Но это уже было время обмены первородства на земной успех. С точки зрения истории, это было не так уж давно.
Европа перевела Священное Писание обоих заветов на все языки мира. Европа проповедовала всей вселенной вселенскую веру, как могла, как умела. Часто с жестокостью и изуверством, часто без всякой чуткости и уважения к тем, кого пыталась научить. Ее можно было не любить, но презирать ее стало возможно тогда, когда она перестала проповедовать, продолжая, между тем, воевать, но не во имя идеалов, а во имя торговли.
Теперь она тоже проповедует, но уже не цельную книгу, а отдельные цитаты из нее. Иногда, цитаты, понимаемые очень своеобразно. Апостол Павел в восторге назвал одну из целей благовествования: нет мужеского пола, ни женского (Гал. 3, 28) До этих слов сказано о равенстве свободных и рабов, иудеев и язычников, вернее, тех из них, кто во Христа крестился и облекся. Но без всякого внимания к ранее сказанному, именно усеченная цитата воплощается на наших глазах, и древний дух творит новые культурные формы. Мужчину и женщину легче всего перепутать именно в Европе, или там, где ее новейшие идеи хорошо усвоились. Мужчина не хочет больше быть мужчиной в классическом понимании этого слова, равно, как и женщина. Если же мужчина этого захочет, то женщина ему этого уже не позволит. Не позволит из страха оказаться на кухне с оставшимися кирхой и киндером в придачу. Она и себя не позволит склонять к принятию классической модели: мужу глава — Христос, жене глава — муж. Все это уже этап пройденный и безвозвратный. Мужчине можно теперь родить, а женщине, при помощи медицины, стать подобием мужчины. Добавьте сюда гомосексуализм, в силу одной лишь специфической наглости стремящийся стать вездесущим, и вы увидите, что усеченная и неверно истолкованная цитата из послания к Галатам, рискует стать реальностью.