Всякий не лишённый напрочь эстетического чувства человек находит удовольствие, и даже больше — наслаждение, видя работу мастера. При этом может показаться, что музыкант играет так легко, так одновременно и виртуозно, и естественно, что родился он не иначе как во фраке и со скрипкой в руках. И только близкая дружба с маэстро, или знание закулисной изнанки, или же личная причастность музыке открывают человеческому взору изнурительный, титанический труд гения.
Точно так же самое приблизительное знакомство с другими видами творчества заставляет человека, сей предмет изучающего, взяться за голову. Оказывается, писатели могли переписывать одно (причём масштабное) произведение десятками раз. У некоторых работа останавливалась на месяцы из за отсутствия одной нужной фразы в абзаце. И эти месяцы они проводили в мучительных поисках нужных слов. Непосвящённому человеку это может показаться уже признаком психического расстройства. «Надо же! Слов человеку мало!»
Совершенно прав Маяковский, сказавший:
Поэзия — та же добыча радия.
В грамм добыча, в год труды.
Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды.
Речь здесь идёт не только о требовательности художника к своему творению, но и о готовности к чрезмерным усилиям. Дело творчества не сводится к одному лишь «наитию» и «горнему посещению».
Конечно, это вмешательство из другого мира в процесс творчества есть. Если бы его не было, поэзия, искусство вообще стало бы тем, чем его хотели видеть различные «цеховики» от культуры, т. е. ремеслом. Не было бы и той пугающей немоты, которая на долгие годы овладевала многими и которой так боятся истинные поэты.
Толчок к творчеству можно сравнить с зачатием. Есть много женщин, чьё чрево бесплодно, несмотря на то, что им известна мужская ласка. Очевидно, не всё здесь зависит от человека, но к любви двух должно примешаться благословение Третьего. Это знал Иаков, который в ответ на Рахилино «дай мне детей!» отвечал в сердцах: «Разве я — Бог?» Точно так же для творчества не хватит механически добавленных друг к другу эрудиции, свежести чувств, ума, сильного желания. Нужно то самое «ещё что-то», которое всегда — тайна и без которого творческий процесс заканчивается, как в детских стихах: «Не хватило мне чернил и карандаш сломался».
Поскольку поборников первенствующей роли вдохновения всегда больше, чем упорных тружеников, вернёмся к правоте последних.
Нужен труд. Те, кто живёт через стенку с оперным певцом или пианистом, знают — их соседи редко остаются без дела. Конечно, никто, пребывая в здравом рассудке, не станет утверждать, что стоит ему взять в руки кисть художника, или флейту, или резец скульптора, как тут же от его усилий родятся шедевры. Любому понятна оторопь Розенкранца и Гильденстерна, возникшая в ответ на гамлетовское «сыграйте». Им, играющим особую роль в той путанице, что воцарилась в Датском королевстве, принц протянул музыкальный инструмент. Когда же они стали отказываться, ссылаясь на то, что не учились музыке, Гамлет пристыдил их, сказав, что он сложнее какой-нибудь дудки, однако на нём они пытаются играть.
У всех видов искусства есть заслоны и границы, черту которых не пересечёт человек, совсем ничего не умеющий в данной области. Только бедной поэзии повезло меньше всего. Любой, кто умеет читать и писать, ощутив себя «избранником Небес» и «любимцем вдохновения», начинает лепить слова и строчки друг к дружке в полной уверенности, что после движения шариковой ручки по листу на бумаге остаётся нетленное произведение.
Ситуация только ухудшается, когда предметом поэзии становятся сюжеты и темы Божественные. Тогда к «оправданию вдохновением» добавляется «оправдание тематикой», и ситуация грозит стать неисцелимой.
У Р. М. Рильке есть ряд писем «Молодому поэту», которые под этим названием были опубликованы как отдельная книга. Стоит прочесть её тем, кто чувствует в себе призвание к поэзии. (Притом, что вообще нужно учиться до закипания мозгов и душевного изнеможения, что я боюсь повторять часто, дабы не надоесть.)
Среди множества глубоких и удивительных подсказок там есть совет не браться до времени за темы всеобщие, например, за тему любви. Подобные темы — самые сложные и требуют уже не пробы пера, а настоящей самобытной силы и выкованного стиля. Я лично хотел бы, чтобы этим советом воспользовались люди, пытающиеся писать стихи о Боге, поскольку «тема Бога» в поэзии неизмеримо сложнее и ответственнее «темы любви».