Рождественские искушения афонского старца Симона Безкровного
События о которых идет речь происходили в средине девяностых годов, после грузино-абхазской войны.
Бог сподобил меня милости личного знакомства с современным старцем, который и сейчас подвизается на святой горе Афон. Недавно он принял постриг в великую схиму с именем Григорий. В монашество пострижен как Симон. Я ни капли не сомневаюсь, что это великий старец, один из тех, молитвами, которых держится наш мир. В качества назидания я хочу привести пример из его жизни показывающий, как по-разному можно провести Рождественский пост и встретить праздник и как велико различие между теми, кто живет Христом, и теми, кто о Нем лишь говорит.
События о которых идет речь происходили в средине девяностых годов, после грузино-абхазской войны. По благословению своего духовника, старца Кирилла Павлова отец Симон уже долгие годы подвизался в горах Абхазии застав там последних Глинских Старцев, которые уже оканчивали свой жизненный путь. Пост и Рождество, о котором я буду вести речь, Старец проводил в полном уединении, на засыпанных снегом вершинах Кавказских гор. Жилось ему холодно и голодно…
– Сначала бесы искушали меня, – рассказывает старец, – образами воспоминаний различных яств и блюд. Они постоянно всплывали в моем уме и приносили невыразимые муки моему желудку. Моя еда – фасоль и горох вызывала у меня отвращение. Маленькая лепешка была хоть каким-то утешением, но и ту нужно было экономя делить пополам, размачивать в воде и есть медленно, чтобы хоть как-то насытиться.
Продуктов было мало. Понимая, что по трех, четырёхметровых сугробах, которые сойдут только весной я за пищей не смогу никуда пойти, мне приходилось очень сильно экономить. Мой дневной рацион составлял небольшую горсть крупы и такую же горсть гороха. Сил такое питание не давало, но все же приходилось понуждать себя пилить дрова, искать сучья для огня что бы не замерзнуть насмерть в моей кельи. Самые мучительные нападения бесов были перед обедом и ужином. Они принуждали меня через помыслы принять пищу раньше времени, и в большем количестве, чем я мог себе это позволить.
Но еще большая брань началась у меня с демонами за ночую молитву. Дьявол насылал такую сонливость что веки казались мне гирями, а голова становилась тяжелой как камень. Я умывался холодной водой, освежал себя ледяным воздухом, но все было безрезультатно, сон валил меня замертво. Поначалу я думал перехитрить бесов, и решил дать себе возможность максимально выспаться что бы встать бодрым и сильным. Спал я почти сутки, но все равно, как только приходило время ночной молитвы на меня снова нападала сонливость со страшной силой. Я понял, что мне дьявола не перехитрить поэтому решился бороться до конца. Самое тяжёлое время брани было с одиннадцати до двух часов ночи. А после трех утра молитва уже шла легко и свободно.
Но что было самым тяжелым так это борьба за Иисусову молитву. Казалось, что четки, кто-то вырывает из рук, а каждый маленький узелок весил больше свинцовой гири. Произнести полностью «Господи, Иисусе Христе помилуй мя» не было никаких сил. Кто-то невидимый набрасывал на мою голову железный обруч и с каждым словом молитвы затягивал его все туже и туже. Это причиняло сильную головную боль.
Пересиливая эту боль и творя молитву, я вдруг начинал слышать голоса. Меня кто-то звал с наружи «Симон, Симон…». Я выскакивал на порог кельи, но там кроме кружащих хлопьев снега никого не было. Я перестал обращать внимания на эти голоса, понимая, что на десятки километров вокруг меня нет ни одной живой души, но теперь они стали донимать меня уже в самой кельи. «Уходи вон, это наше место», «Убирайся, мы завалим твою избушку» – кричали «голоса» мне в самое ухо. И действительно ночью моя келья начинала ходить ходуном, бревна скрипели, потолок качался. Я вскакивал, зажигал свечу – но все оставалось по-прежнему. Это было только бесовское внушение, которое они на меня наводили.
Было чувство что я уже не переживу эту зиму, и я молил Бога, что бы он принял мою гибель как покаяние за грехи. Сильно помогло мне тогда благословение старца Кирилла. «Если не сможешь молиться, пиши молитву в тетради» – говорил он. Я начал старательно выписывать Иисусову молитву карандашом, и чем больше я писал, тем спокойнее мне становилось на душе. За зимние месяцы я исписал три общие тетради, которые потом держал у себя в изголовье. Когда я переворачивал листы, исписанные Иисусовой молитвой, ее слова как будто снова оживали в моем сердце и наполняли силой мою ослабевшую от духовных браней душу.