Затем мы слышим Ангельскую песнь: «Свят, свят, свят Господь Саваоф». Эту песню слышал и передал Церкви пророк Исаия. Она есть один из вариантов тех песен, которыми воспевается Триединый Бог. Если вспомнить о Трисвятой песне перед чтением Писания, о Херувимской песне с ее «припеванием», то получится, что литургия похожа на ангельскую службу, с небес снесенную людям. То и дело люди в службе соединяются с ангельскими хорами и на земле поют Богу то, что на небе Ему поют бесплотные.
У ангелов нет телесных забот, нет тревоги о жилье и еде. У них есть любовь к Богу. Но тем-то и велик бывает человек, что, нуждаясь во многом, он отлагает от себя мысль о заботах и стремится воспевать Бога так же чисто и горячо, как ангелы!
Служба — это не только хвала и пение. Это еще и пир, трапеза, возможность насладиться «манны сокровенной». Литургия совершается ради принесения Бескровной Жертвы и причащения. И здесь стоит сказать несколько слов о священстве.
Без наличия священника литургия невозможна. Пусть в храме соберется сотня самых святых мирян, сотня людей, одушевленных верой и закаленных в подвижничестве. Без иерея они смогут читать часы и петь акафисты, смогут изучать Писание и упражняться в Иисусовой молитве. Но литургию они не отслужат. Им, сильным и горячим, нужен будет священник, пусть самый слабый и не очень горячий. Иначе таинства Тела и Крови не будет.
Но и священнику нужны люди. Без паствы священник не имеет права служить литургию. Священник без паствы — это генерал без армии, а люди без священника — это овцы, не имущие пастыря. Для полноты церковной жизни нужен союз паствы и духовенства, союз молитвы и жизни.
Что касается литургии, то священнику очень нужна усиленная молитва верующих во время самых важных моментов службы. Задумаемся над следующим.
Молитва — это не магия, а живое общение. Магизм предполагает произнесение формул и заклинаний, неизбежно приводящих к нужному результату. Молитва предполагает просьбу и смиренное предстояние. «И просим, и молим, и мили ся деем (то есть умиляемся, сокрушаемся)». Маги, произнося заклинания, спокойны. Все будет как надо. Молящийся, то есть просящий, молится в страхе. Ведь он просит, а раз просит, то может и не получить. Ведь дар зависит не только и не столько от просящего, сколько от Дающего.
Мы должны молиться Живому Богу со страхом, со смешанным чувством благодарности и ощущения собственного недостоинства. Можно сказать, что та молитва стремиться стать настоящей, которая приносится словно впервые и словно в последний раз. Именно так: в первый и последний раз! И так должна молиться вся Церковь.
Очень важно воспитать приход таким образом, чтобы все прихожане после услышанных ими слов Христа: «Сие есть Тело Мое. Сия есть Кровь Моя», — начали усердно молиться Богу о ниспослании Духа Святого на предлежащие Дары. Священнику очень нужна эта сознательная молитвенная помощь, и людям очень нужно это сознательное участие в таинстве. Люди могут просто внимать пению: «Тебе поем, Тебе благословим…» Они могут читать стихиру Святому Духу «Царю Небесный». Они могут в тайне сердца своими словами просить Владыку, чтобы Он не отвернул от нас Своего лица, чтоб не отнял благодати, чтобы «не прогневался на ны зело». Слова могут быть различными, но понимание у всех должно быть одним: это пик службы, для этого момента мы собрались в храм, «благословен грядый во имя Господне».
Когда мы выйдем из храма после службы на улицу, мир будет иным. Мир реально меняется после молитв, и человек реально меняется в результате Богообщения. Но все это совершается не безусловно. Условием максимальной действенности таинств являются любовь к Богу и понимание происходящего на службе. При правильном подходе к Евхаристии мы имеем шанс стать великими богачами. И не только богачами, но и мудрецами, и людьми, исцелившимися от многих недугов, и наследниками будущего Царства, наконец. Причем такими наследниками, которые еще здесь, в условиях странствия, способны предчувствовать и предвкушать блаженство, приготовленное для избранных.
Современный протестант (8 ноября 2010г.)
Современный протестант «из наших» иногда не так уж и далёк от Православия. В первые два-три года очень далёк. Всё в Православии для него — либо фольклор, либо язычество.
Но жизнь берёт своё…
Родная община, научившая верить, уже не кажется такой идеальной, как вначале. Становятся заметными недостатки братьев и сестёр; личные грехи, несмотря на уверенность в спасённости, выйдя в дверь, заходят в окна. Взамен «чистой евангельской веры» и простоты всё чаще о себе заявляют доктринальные разногласия. Человек успокаивается, то есть прощается с прежней горячностью. Становится понятным то, о чём постоянно твердит Церковь. А именно — что спасение требует трудов, что жизнь проходит между страхом и надеждой, что «Царствие Небесное силой берётся». В подсознании крепнет голос генетической памяти.