В отличие от разговорного языка, язык богослужения несет сакральный смысл. Он является одним из средств богопознания, потому и требования к нему особые.
Святоотеческая традиция исихазма, которая уходит своими корнями в кельи древних лабораторий монахов – отшельников, а истоки берет в Евангельской истории, говорит по этому поводу следующее. Слова – это первые, очень грубые камни лестницы восхождения к Богу, которые ложатся у ее подножья. По мере подъема по этой лестнице слова утончаются и истончаются таким образом, что потом исчезают вовсе. Будет правильно сказать, что слова – это то, что только приводит нас к молитве. А сама молитва, в истинном духовном понимании этого слова, уже не нуждается в словах.
Вот как об этом пишет наш святой современник, старец, прошедший этот путь и взошедший на самые вершины созерцательной отшельнической практики: «Почему-то второстепенное всегда легко укладывается в слова и понятия. Главное же и самое важное постоянно ускользает от всех слов и определений. Ежедневное погружение в дух, сначала с молитвой, а затем с молитвенным памятованием, когда душа молится тонко и бессловесно, безмолвно умоляя и прося Бога, словно она ныряет, затаив дыхание от благоговения, в совершенно Невыразимое, в то, что ей сокровенно открывает безмолвие Бога, в эту неопределенную молчаливость, полную благодати, где нет ничего застывшего и определенного, но все есть Божественная правда и единство Ее чистоты и мудрости» (иеромонах Симон Безкровный).
Мы не будем развивать эту тему дальше, потому что она требует особого разговора. Важно сейчас понять другое. Язык богослужения – это не тот язык, который выполняет привычную нам в быту коммуникативную функцию. Язык молитвы является одним из средств богопознания, а эта функция выдвигает к нему особые требования.
Язык молитвы и богослужения
Первое, что я бы хотел отметить, так это то, что Православная Церковь никогда не запрещала использовать в богослужении разговорный язык. В постановлении Поместного собора 1917-1918 годов было сказано: «В целях приближения нашего церковного богослужения к пониманию простого народа признаются права общерусского или малороссийского языков для богослужебного употребления». Специальная комиссия в свое время сделала квалифицированный перевод богослужебных книг на разговорный язык. И что же? Сам церковный народ не принял эту практику и на то были веские причины. И здесь справедливы, как никогда, Евангельские слова: «Никто, пив старое вино, не захочет молодого, ибо говорит: „старое лучше“» (Лк. 5:39).
Церковнославянский язык богослужения создавался именно как язык молитвы и богообщения. Он никогда не употреблялся в качестве разговорного языка, поэтому в нем нет грубых выражений. Это язык, который не осквернен матами и ругательствами. Но самое главное – это литургическая, непередаваемая никаким другим языком, духовная поэтичность, возвышенность слога, его торжественность, ритмичность и музыкальность звучания, небесно-купольная чистота лексики, глубина и точность передачи богословских понятий и терминов. Тот, кто прочувствовал вкус и аромат этого нектара, никогда не променяет его на пресную воду бытовой речи во время богослужения.
Идя в храм, человек одевает чистую, нарядную одежду. А будучи дома, вряд ли кому-то придет в голову мысль молиться перед иконами, стоя в нижнем белье. Это нужно не Богу, а самому человеку. Мы также имеем счастливую возможность предстоять перед Господом не только в чистой одежде, но и говорить с Ним на «чистом языке» возвышенной молитвенной поэзии. Кто захочет отказаться от этого дара? Поэтому реформирование богослужебной традиции было приостановлено самой церковной полнотой, народом, который сжился душой и сердцем с традицией церковнославянского богослужения.
Мне кажется, что вопрос о том, на каком языке молиться в храме, не должен быть предметом разногласий. Он решается в практической плоскости, исходя из нужд и пожеланий самого прихода. Мое личное мнение на этот счет такое: не язык богослужения нужно опускать до уровня народного понимания, а понимание людей возвышать до уровня усвоения красоты церковнославянского богослужения. Но все эти вопросы решаются в частном порядке и не могут быть поводом для разделений.
Важно другое – на каком бы языке мы не совершали богослужения, это будут всего лишь пустые сосуды слов. Их еще нужно наполнить сердечным содержанием, которое пока что спрятано в лексической словесной оболочке. И если у нас это получится, то молитва ума плавно перетечет в молитву сердца, в котором уже не будет слов, потому что сердце любого человека говорит на одном и том же общечеловеческом языке.