Трагедия 1917 года во многом была следствием упадка авторитета Православной Церкви в то время.
В начале девяностых годов Церковь получила возможность полноценно участвовать в жизни общества. На наш взгляд, одной из самых печальных ошибок, которая тогда была допущена, была та, что без всяких рассуждений мы стали отстраивать ту модель церковно-государственных и внутри церковных отношений, которая существовала в Православной церкви в дореволюционный период. Трагедия 1917 года во многом была следствием упадка авторитета Православной Церкви в то время. Те механизмы взаимодействия с церковным народом, которые использовала Церковь, были неэффективны. Ведь все те лица, чьими руками совершался Октябрьский переворот, все те, кто потом осуществлял страшный Красный террор, были формально крещены в Православии.
Владимир Ульянов с супругой были повенчаны. Убийцы Царской семьи, те кто уничтожал духовенство и разрушал храмы, согласно регламенту дореволюционного времени, регулярно раз в год причащались и исповедовались, получая за это справку, свидетельствующую о их православном вероисповедании. Учитывая, что палачами Православия оказались не сотни и не тысячи, а сотни тысяч крещенных людей, можно сделать весьма печальные выводы о месте и роли Церкви в дореволюционной России. Но почему-то после перестройки мы выбрали именно эту модель.
Сегодня наши храмы захватывают и избивают прихожан как раз те самые люди, которые были у нас же и крещены около тридцати лет тому назад.
До революции все население страны считалось православным. А сама Церковь исполняла функции государственного регистратора. Невозможно было иначе получить свидетельство о смерти, о рождении ребенка, о заключении брака, как только через отпевание, крещение, венчание. И это была очень плохая практика. О содержании веры тех людей, которые участвовали в таинствах, мало кто думал. Но ведь в перестроечный период, когда государство снова дало Церкви свободу вероисповедания, ей же никто не делегировал и те функции, которые она выполняла в дооктябрьский период. Так почему же мы стали относиться к людям так, как это делало дореволюционное духовенство? Крестить, венчать, отпевать, не особо задумываясь кого и зачем.
Соответственно мы получили и те же результаты что и в революцию 1917 года только в более сжатые временные сроки. Сегодня наши храмы захватывают и избивают прихожан как раз те самые люди, которые были у нас же и крещены около тридцати лет тому назад. Многие ошибки, которые были сделаны, исправить уже не получится. Система внутриприходских и межприходских отношений уже построена, но возможность ее улучшить и сделать более эффективной, я думаю, что осталась.
Я по-прежнему уверен в том, что крещение детей, родители которых не будут приводит их к Причастию, и взрослых, которые не собираются ходить в храм, – бессмысленно.
Без участия епископа и всего духовенства отдельно взятой епархии провести такую работу невозможно. Но я по-прежнему уверен в том, что крещение детей, родители которых не будут приводит их к Причастию, и взрослых, которые не собираются ходить в храм, – бессмысленно. Венчание молодоженов, никогда в жизни не открывавших Евангелие и которые не собираются этого делать, тоже весьма сомнительно.
Требы, в которых их «заказчики» видят только защитный механизм от разных неприятностей, превращают священника в языческого жреца. Ведь все церковные таинства и обряды – это инструменты, которые использует священник для работы над преображением души своих духовных чад. И ими нельзя размахивать направо и налево. Они предназначены для узкого круга лиц, а именно – для братьев и сестер, отцом которых является священник того или иного прихода.
Требы, в которых их «заказчики» видят только защитный механизм от разных неприятностей, превращают священника в языческого жреца.
Каждый пастух в горах пасет свое стадо, и овцы из одного стада в другое не бегают. Дикие козы тоже с пасомым стадом не смешиваются, так же, как и овцы к диким козам не убегают. А если этот хаос, к примеру, и начал бы происходить, то возникает вопрос – а чем занимается пастух, и зачем он вообще такой нужен?