Те люди, которые прошли всю программу обучения и получили диплом, рассказывали мне, что для перехода из первого класса во второй нужно научиться во всех жизненных обстоятельствах, при любых условиях хранить внутренний душевный мир и тишину сердца. Только после того, как мы научимся это делать без всяких усилий с нашей стороны, можно будет пересесть за другую парту.
Как отличить трупоносца от богоносца, или Почему Церковь – это не колхоз
Евангельское чтение о Закхее возвращает нас к поискам своего дерева, залезши на которое нам удалось бы увидеть Спасителя глазами своего духовного сердца.
Каждый из нас, подобно низкорослому Закхею, неоднократно пытался найти и взобраться на свое, как нам казалось, волшебное дерево. Когда мы только пришли в Церковь, то в состоянии эйфории «неофитского энтузиазма» были воодушевлены подвигом мучеников, о которых читали в книгах, сидя на мягком кресле. Как же горело тогда у нас сердце, когда поздним вечером, гоняя чаи с булочкой и вареньем, мы из духовной литературы узнавали о воздержании постников и преподобных. Как же и нам тогда хотелось быстренько заскочить на Фавор, чтобы окунуться в Нетварный Свет Божественной Благодати.
Всем нам знакомо состояние, когда «проснешься, как птица, крылатой пружиной на взводе, и хочется жить, и трудиться, но… к завтраку это проходит». Так бывает и в духовной жизни, когда после погружения с головой в Евангелие и Святых Отцов без применения полученных знаний на практике, сердечная радость начинает потихоньку остывать. Попытка понять веру «головой» приводит к тому, что и саму веру приходится подгонять и укорачивать в соответствии с объемом самой головы.
Если не прилагать никаких усилий к личному спасению, то можно, даже всю жизнь служа литургии, прийти в старости не к обОжению, а к полному упадку душевных сил.
Поиски «романтики» в православной аскетике и малодушие в повседневной жизни, высокие духовные идеалы и обмирщение собственного сердца, попытка преодолеть греховные навыки и собственное безволие с малодушием, упоительные «религиозные» мечтания и лень к молитве и духовной практике, стремление подражать Отцам и скатывание до уныния, малодушия и ропота на Бога – все это приводит к тому, что ветки на заветном дереве все время ломаются под ногами, и человек сваливается вниз, расшибая голову.
Время нашей жизни бежит стремительно. Оглядываясь на прожитые в церковной ограде годы, мы начинаем унывать от собственного бессилия что-то изменить. Зная суть спасения, мы, как и прежде, остаемся у разбитого корыта из-за наших привязанностей к миру, к самим себе и нашим греховным привычкам. Если не прилагать никаких усилий к личному спасению, то можно, даже всю жизнь служа литургии, прийти в старости не к обОжению, а к полному упадку душевных сил. О таком пастыре архиерей в надгробном слове скажет, что «он простоял у престола пятьдесят или больше лет». Ключевое слово здесь «не у престола», а «простоял».
Можно всю жизнь «простоять» у престола, заботясь о позолоте храма, пении, благолепном убранстве, но так и не наполнить сам храм благодатью молитвы. Как мало сохранилось заброшенных простых бревенчатых домиков в горах Кавказа, где совершали свое богослужение монахи, бежавшие от преследований Советской власти, и как много в них до сих пор скромной благодати, где через бедность сияет Дух Святой, который чувствует любящее Бога сердце. Ведь для храма важно не внешнее благолепие, а внутреннее присутствие Бога в нем. Именно ради Него приходят люди в храм, а не для того, чтобы полюбоваться позолотой и роскошным паникадилом. Роскошь, в отличие от святости, еще не согрела ни одно сердце.
Роскошь, в отличие от святости, еще не согрела ни одно сердце.
Евхаристия и личная духовная жизнь – это две ноги нашего сердца. Отнимете любую из них, и вторая будет бесполезна. «Святая святым!» – иначе быть не может. Если человек, придя в храм, принесет с собой туда муравейник своих помыслов и многоразличных суетных попечений, то, даже находясь в церкви, он все равно останется на улице. Еще хуже, если из этих мыслей он начнет строить свое представление о Церкви и о ее месте в жизни. Особенно печально и страшно, когда это начинают делать политики. Тогда, по их определению, Церковь становится не носителем Истины, не лестницей спасения, а «эффективным инструментом влияния на массы», одним из «рычагов государственного управления и пропаганды». А если сама Церковь с этим определением не соглашается, то тогда ее начинают клеймить как «агента врага» и «пособника агрессора».