Душа у Тютчева — «жилица двух миров». Она одновременно и Марфа, и Мария. Она и хлопочет по хозяйству, и внемлет высоким звукам. Её разрывают страсти, и она же готова затихнуть у ног Христа. Таков же и Штирлиц. Обречённый на смерть, он вечно кого-то спасает, вплоть до половины человечества (шутка ли сбить немцам планы по разработке оружия возмездия!). Он мастерски выпутывается из очередной передряги, хотя лучше всех знает, что «сколь верёвочке не виться.». И я понимаю, почему пустели улицы советских городов, когда не избалованный телевизионной пестротой зритель в каждом доме усаживался у экрана и смотрел очередную серию про обаятельного героя, который вот уже лет двадцать живет и без Родины, и без женской ласки.
А песни, какие песни пел за кадром то ли Кобзон, то ли Хиль, то ли Лещенко! «Не думай о секундах свысока». «Где-то далеко, очень далеко идут грибные дожди». «Боль моя, ты покинь меня». Боль, детство, время. Память, одиночество, сны. Здесь — все слагаемые философского мышления, данные в эстетически безупречной упаковке массовому зрителю страны, в которой слово «философ» звучало, как ругательство.
Человека (зрителя) легко приучить к мысли, что война это залпы артиллерии и рёв авиации, крики «В атаку!» и окровавленный бинт на голове главного героя. Если это так, тогда мы не воюем. А вот если война это — разлука, а шрамы войны — кафе «Элефант» и диалог мокрых глаз мужа и жены, не могущих даже обняться, тогда мы все на войне, только не замечаем этого. Вот Штирлиц и ставит нас под ружьё в строю бойцов невидимого фронта. «Нас» — это всех зашифрованных агентов далёкой Родины, ведущих непрестанный внутренний диалог, и журавлиный крик воспринимающих, как смутное напоминание.
Таких фильмов уже не снимут (не снимут, не снимут, даже не спорьте). А над моим домом не летают журавли. Совсем не летают. Сколько я ни задирал голову, ни одного клина ни разу не увидел. Зато я слышу канонаду приближающегося фронта. И естественным желанием в это время является сбор чемоданов да оформление заграничного паспорта на чужое имя, но со своей фотографией. Но вместо этого я получаю очередную шифровку и спешу выполнить задание. Не ясно, кто тебя может убить: свои, которые давно отдалились, или чужие, с которыми успел сродниться. Задание нужно выполнять, и долг высокой грусти платить одним лишь поднятием чела к небесам, да «молчаливыми» песнями у камина в день только мне одному известных в этой стране праздников.
Это не моя вера — это вера всей Церкви (6 марта 2013г.)
6 марта: память преподобного Тимофея в Символех
В преддверии Великого поста мы подходим к некому порогу, чтобы переступить его. Редакция портала «Православная жизнь» предлагает вместе сделать эти шаги, опираясь как на опыт отцов Церкви, богословов, так и просто верующих людей, которые находят в себе силы каждый год снова проходить этот путь.
Не секрет, что человек постоянно опаздывает — не на поезд, не к открытию магазина, но в жизни — и понимает, задним числом, что многие вещи нужно было делать раньше и лучше. Чтобы потом не было горького сожаления о том, что не всё сделано вовремя.
Не зря к посту люди приготавливаются постепенно, согласно церковному уставу: постепенно в пище стол приобретает постные черты, богослужения меняются, недели, чтениями своими настраивают человека на возвращение к Отцу, на Страшный суд, на покаяние. Нужно быть внимательным к церковному году и ко всем этим предваряющим датам.
Потом, нужно быть честным с собой, — или чуть-чуть честнее с собой, совсем честным с собой быть тяжело, — и постараться потрудиться больше, чем обычно. Не надо себя особо жалеть. Мы, когда пост заканчивается, всегда близки к тому, чтобы признать: вот, опять пост так быстро пробежал, а весна души наступила не в полной мере.
Поэтому можно пожелать большего мужества и мысли о том, что ещё ни одного поста не было настоящего. Вот, как говорится: «Се, творю всё новое». Господь обновляет мир ежесекундно. Мир живой, потому что Бог его не забывает.
Надо постоянно стремиться начинать заново — это одно из тяжелейших и необходимейших условий успешного движения вперёд — начинать заново.