Несколько заспанных лиц оторвались от парт, чтобы приобщиться к искусству. Профессор продолжал.
— Следующий слайд, пожалуйста!
На экране появилась Рублевская «Троица».
«А вот еще одно великое произведение. Перед нами одна из самых известных икон христианского мира. Изображен мифологический сюжет встречи Авраама с Богом незадолго до разрушения Содома. Русский иконописец убрал обычные для этой иконографии детали, такие, как Сарра, смеющаяся на заднем плане, сам Авраам, его слуги и так далее. Автор приблизил трех Ангелов к зрителю и дал нам великолепной красоты и насыщенности внутренний диалог между ними, диалог глазами. Получилось то, что потом богословы назовут изображением так называемого Предвечного Совета. Увеличьте, пожалуйста, изображение. Диалог происходит главным образом между средним Ангелом и тем, что слева. Мы можем предполагать, что средний Ангел представляет нам Сына Божия, как Его называет Христианская Церковь, то есть Иисуса Христа. За Его спиной — дерево, что есть прозрачный намек на Древо Крестное, то есть на орудие казни. Левый же Ангел — это, скорее всего, Отец, Который посылает Сына в мир для Искупления. Мы пользуемся в силу неизбежности самым широким набором христианских специальных терминов, и если вам не понятен смысл отдельных слов, я просил бы вас справиться с их значением в словарике атеиста, который вам выдавали на первом курсе. Итак, продолжим»
«Отцу жалко Сына, и Он словно опускает взгляд. Но у них есть общее дело — спасение людей, и Сын готов идти, зная, что Его ждет. Знаком будущей жертвы является Чаша, которую благословляет средний Ангел. Вообще образ очень насыщен смыслами. Отдельного разговора требуют детали одежды и их цвета, повороты корпуса, задний план: горы, дом и прочее. Но мы обратим внимание на глаза среднего Ангела. Он согласен страдать и идет на страдание. По сути, перед нами та же религиозная идея Искупления, что и на картине Репина, только дана она не реалистически, а средствами средневековой мифологии, свойственной XV веку. Дайте, пожалуйста, оба слайда вместе»
«Троица» и «Отказ от исповеди» стали рядом, и еще несколько голов оторвались от парт, глядя на экран.
«Теперь я предлагаю вам молча всмотреться в эти великие творения и сравнить их. Вы можете найти идейное сходство и, очевидно, ряд существенных отличий. И там, и там перед нами жертвы, добровольные страдальцы. У них нет личных эгоистических целей. Оба думают о других и жертвуют собою. И там, и там они взглядом говорят о том, что переполняет их сердца. Давайте всмотримся в эти взгляды»
Студенты смотрели. Главным образом — на Троицу. А голос профессора продолжал, но это уже был фон к тому главному, что уже было произнесено.
«Вообще умение смотреть и видеть есть одно из самых главных умений человека разумного. Мы на многое смотрим, но гораздо меньше видим. Отличительное свойство живописи, как искусства, есть, я бы сказал, молчаливое говорение. Прошу это заметить. Обмен идеями, диалог происходит, но слова не произносятся. Это беззвучный, но очень насыщенный разговор. Кстати, в русской средневековой культуре он носит преемственное имя “исихазма”, взятое из Византии. Человек молчит от избытка умной деятельности, а не от скудости. Об этом вы будете слышать на обзорных лекциях по истории византийского монашества»
Идущий на смерть за народное счастье молодой революционер гордо смотрел на слегка оробевшего пожилого священника. Отец, сострадая Сыну и опуская глаза, спрашивал: «Пойдешь?» «Пойду, — отвечал Сын, — пойду исполнить волю Твою». Несколько десятков пар молодых глаз смотрели на светящийся посреди кафедры экран. И Маркс смотрел со стены, понимая, что только его вчистую «объегорили».
На улице холодный ветер обрывал с деревьев последние желтые листья и трепал красные транспаранты с надписью «Слава труду!».
Заканчивались восьмидесятые годы.
Культура (15 октября 2013г.)
Докопаться до истины можно только, справляясь с древними. Жаль до крика, но современность слишком ничтожна. И вот я вынужден заезжать издалека, и приплетать к своей речи в качестве затравки Конфуция. Это мог бы быть Платон или Аристотель, но. Современное изобилие китайских товаров, плюс — раболепство перед товарным производством, заставляют уважать древнюю китайскую мысль. Итак, Конфуций — среди прочего — говорил, что словам нужно возвращать первоначальный смысл. От этого зависит, без малого, жизнь мира. Привычно пользуясь словами, мы часто вовсе не понимаем их смысл, или, что хуже, употребляем их превратно. И мне хочется говорить о слове «культура». Это затасканное слово, подобно слову «любовь», к какому только забору ни прислоняли. Между тем, с этим словом связано многое важное, касающееся, опять-таки, многих.