Теперь о возражении номер два. Утверждают, что эта Ассоциация восстанавливает один класс против другого. Так ли это? (Крики "Нет!".) Нет, она видит классы, настроенные друг против друга, и стремится примирить их. (Крики "браво".) Я хочу избежать противопоставления двух понятий: аристократия и народ. Я отношу себя к тем, кто способен признать за обоими и добродетели и пользу и не намерен возвышать или принижать первую за счет хотя бы единого права, по справедливости принадлежащего второму, и наоборот. (Крики одобрения.) Вместо этих слов я буду употреблять другие: те, кто правит, и те, кем правят. Ассоциация видит, что между первыми и вторыми пролегла пропасть, на дне которой погребены тысячи и тысячи самых отважных и самоотверженных людей, когда-либо рожденных в Англии. (Возгласы.) Предотвратить повторение бесчисленных меньших зол, которые, не встречая противодействия, привели и не могли не привести к этому страшному несчастью; примирить две враждующие стороны, ныне так подозрительно взирающие друг на друга, - вот какую цель ставит перед собою Ассоциация, стремясь построить через эту пропасть мост, опирающийся на простую справедливость и укрепленный здравым смыслом. (Возгласы.) Восстанавливать один класс против другого! Бессмысленный попугайный крик, который мы слышим с детства. Давайте приведем некую иллюстрацию и проверим, есть ли для него хоть малейшее оправдание. Представим себе, что почтенный старый джентльмен, у которого полон дом слуг на высоком жалованье, видит, что его хозяйство идет вкривь и вкось и что он ничего не может добиться. Когда он велит слугам накормить его детей хлебом, они дают им камни; когда он велит слугам накормить детей рыбой, они дают им змей *. То, что им велено посылать на восток, они посылают на запад; когда им положено подавать обед на севере, они роются в старых, вышедших из употребления поваренных книгах на юге; они вечно все бьют, теряют, забывают, крушат и переводят без толку; когда нужно что-то сделать, только суетятся и валят друг друга с ног; и в доме почтенного джентльмена царит полнейший разор. В конце концов почтенный джентльмен призывает к себе мажордома и говорит ему, все еще скорее печально, нежели гневно: "Это невыносимо, такого не выдержит никакое богатство, не стерпит никакое хладнокровие! Отныне я решил назначать моих слуг по новой системе. Я должен иметь слуг, которые знают свои обязанности и будут их выполнять". Мажордом в благочестивом ужасе возводит глаза к небу, восклицает: "Боже милостивый, мой хозяин восстанавливает один класс против другого!" - мчится в людскую и разражается длинной душещипательной тирадой по поводу этого злодейства. (Смех.)
Перехожу к третьему возражению, - его, сколько я мог заметить, высказывают главным образом молодые люди из хороших семей, если и имеющие какие-либо способности, то лишь к тому, чтобы тратить деньги, которыми они не располагают. (Смех.) Звучит оно обычно так: "Непонятно, чего ради эти молодчики, помешанные на реформе, суются не в свое дело!" Отмести это грозное возражение поможет мысль, которая, вероятно, уже пришла в голову большинству здесь присутствующих: именно потому, что мы занимаемся не чужим, а своим делом, и хотим, чтобы нашим делом занимались, а те, кто берет на себя им заниматься, не занимается им как должно, - именно поэтому мы и основали Ассоциацию. (Правильно!) Парламентские прения - которые, кстати сказать, за последнее время часто наводили меня на мысль, что разница между испанским быком и быком ниневийским * состоит в том, что в первом случае бык набрасывается на красную тряпку, а во втором красные облачения набрасываются на быка (смех и крики), - повторяю, парламентские прения показывают, что, по какому-то роковому стечению обстоятельств, всякое слово о необходимости реформы управления, кем бы, когда бы и где бы оно ни было произнесено, неизменно встречает "смелый наскок" и "дерзкий отпор". (Крики одобрения.) Я мог бы без труда добавить еще два-три довода, о которых твердо знаю и то, что они справедливы, и то, что их стали бы опровергать (крики, возгласы), но считаю это излишним: если народ в целом еще не убежден, что реформа управления необходима, значит, убедить его нельзя и никогда не удастся. (Возгласы одобрения.) Однако есть одна старая, широко известная и неопровержимая история с такой подходящей моралью, что я расскажу ее вместо того, чтобы приводить доводы, и тем, надеюсь, отведу от себя мученический венец святого Стефана. (Смех.) Много, много лет тому назад в Государственном казначействе завели дикарский обычай вести счет по зарубкам на палочках, такая бухгалтерия напоминала календарь, по которому Робинзон Крузо вел счет дням на своем необитаемом острове. (Смех.) Немало времени спустя родился, а затем и умер знаменитый мистер Кокер *. (Смех.) Родился, а затем и умер мистер Уолкингейм, автор "Помощи наставнику" и великий дока по части всякой цифири; родились, а затем и умерли бесчисленные счетоводы, бухгалтеры, статистики и математики; а ведомственные рутинеры все продолжали цепляться за эти палочки с зарубками, словно то были столпы конституции, и счет в Казначействе по-прежнему велся по дощечкам из вяза, называемым бирками. (Крики и смех.) В конце царствования Георга Третьего какой-то неугомонный смутьян высказал мысль, что в стране, где имеются перья, чернила и бумага, грифельные доски и несколько систем бухгалтерии, такое неуклонное следование варварскому обычаю, пожалуй, граничит с нелепостью. Прослышав о столь смелой и оригинальной гипотезе, вся красная тесьма в правительственных ведомствах покраснела еще пуще, и только в 1826 году эти палки были наконец упразднены. (Смех.) В 1843 году кто-то обнаружил, что их скопилось изрядное количество, и тогда встал вопрос: куда девать эти старые, наполовину сгнившие, источенные червями куски дерева? Надо полагать, что этот важный вопрос породил немало протоколов, меморандумов и официальной переписки. Бирки хранились в Вестминстере, и всякому из нас, частных лиц, естественно пришло бы в голову, что ничего нет легче, как распорядиться, чтобы кто-нибудь из многочисленных бедняков, проживающих по соседству, унес их себе на дрова. Но нет: от этих бирок никогда не было пользы, и ведомственные рутинеры не могли допустить, чтобы от них хоть когда-нибудь проистекла польза, а посему был отдан приказ - тайно и конфиденциально бирки сжечь. (Смех и крики.) Случилось так, что их стали жечь в одной из печей в палате лордов. От печи, битком набитой этими палками, загорелась панель; от панели загорелась вся палата лордов, от палаты лордов загорелась палата общин; обе палаты сгорели дотла; призвали архитекторов и велели им выстроить две новых палаты; расходы на эту постройку уже перевалили на второй миллион фунтов стерлингов, а национальная свинка все еще никак не перелезет через забор, и старушка Британия нынче не воротилась домой *. (Громкий смех и крики одобрения.)