Будьте счастливы, дорогие друзья. В условиях скудных гонораров и мизерных тиражей, полулегальных резерваций и вечной униженности вы — единственный абсолютный стимул для производства великих ценностей культуры. Потому что больше от вас защититься нечем.
Когда-то великий американский сатирик Арт Бухвальд встретил приговор Синявскому и Даниэлю фельетоном «Просьба о помиловании» — в котором просил помиловать не Синявского и Даниэля, но — когда-нибудь, впоследствии, ― тех, кто их приговорил. Следуя его примеру, я хотел бы поздравить не столько тех, кто культуру творит, но тех, кто ее стимулирует. Как известно, главным российским ноу-хау является именно культура: с жизнью здесь не очень хорошо, но прямым следствием этого дискомфорта становится расцвет искусств. Культура, если угодно, наш национальный спорт, или, перефразируя Виктора Шендеровича, наш способ давать жизни сдачи за письменным столом. Если бы даже демократии стало больше, счастья бы, боюсь, не прибавилось — климат такой, да и люди суровые. Своей великой культурой мы обязаны политике, экономике, быту — короче, всему остальному, которого у нас почти нет, а если есть, то такое, что лучше бы не было. Кузнецов всего этого я и назвал бы истинными работниками культуры: именно их засилье сжимает наши души такой тоской, что из них вырываются почти ангельские звуки; сам кастрат Фаринелли позавидовал бы им, ибо одно дело — когда у тебя кое-чего нет, и совсем другое, когда кое-что крутят.
25 марта 2010 года
Страстная неделя
Что делать? При столкновении с террором ответ обычно прост, потому что сам террор — вещь простая, грубая, не допускающая оттенков. То самое абсолютное зло, которое Томас Манн называл нравственно благотворным: по отношению к нему приходится определяться. Так что ответ элементарен: не делать того, чего они хотят. Того, чего они от нас — с полным основанием, зная наш опыт,― ждут.
Чего им надо — более или менее понятно. Им нужна прежде всего лавина взаимных обвинений, сопровождающих в России любую катастрофу, военную, автодорожную или техногенную. «Это все вы с вашей свободой!» — «Нет, вы с вашими гайками!». «Это взорвали чекисты, чтобы отвлечь народ от проблем». «Это взорвали оппозиционеры, чтобы вывести народ на улицы». «Вот что будет, если и дальше реформировать милицию». «Вот вам менеджер Хлопонин на Кавказе!» Вот вам плата за путинские тучные годы, медведевские инновации, за чеченскую войну и ее прекращение — словом, в интерпретациях недостатка нет.
На первый взгляд момент выбран грамотно. Религиозные люди привыкли учитывать символические смыслы: первый день Страстной недели, конец Великого поста. C явным намеком на то, что дальше будет страшнее. Помимо религиозного смысла есть и политический: Россия в переломной точке, прежний властный дискурс себя исчерпал, новый толком не сформулирован.
Переломности этого момента многие попросту не видят, а другие не хотят видеть. Им кажется, что они все еще живут в стабильной конструкции, в ситуации тотального одобрямса, в имитационной системе, где все всё понимают, но заключили консенсус о совместном проедании остатков. Между тем большая часть населения России из уютных гипнозов этой системы давно вышла, а замены ей пока не выработала — это вообще процесс небыстрый, если мы не хотим снова бегать по кругу. Так что удар нанесен в самый сложный момент — во время сосредоточения и умственной активизации. И лучшего момента, чтобы подсечь оздоровление, при поверхностном взгляде не выберешь.
Между тем ответ на вопрос, кто это сделал, опять-таки чрезвычайно прост: это сделали нелюди. И война идет не между консерваторами и реформаторами, не между Россией и Кавказом, а между людьми и нелюдями: в этом ее простой и конкретный смысл. Задача нелюдей — чтобы в них превратилось как можно больше людей. Один из этапов такого превращения — использование национальной трагедии в качестве дубины для оппонента. Любой, кто превращает теракт в аргумент против своих политических оппонентов, делает шаг на эволюционном пути к нелюдю, в каком бы стане этот кто-то ни находился. Любой, кто воспользуется терактами для очередной атаки на оппозицию, для удушения прессы и сворачивания реформ, на том же пути. Все это — движение к тому окончательному расслоению и расколу, которых от нас и ожидают с радостным нетерпением. Нас в свое время даже Беслан не объединил — так и продолжали выяснять, кто виноват. Но в 2004 году трезвомыслие было в дефиците, а сегодня гипноз на тему «поднятия с колен» никого особо не убеждает. И потому есть шанс, что бесконечная свара прекратится, а некоторые простые вещи будут осознаны.