Беда России как таковой и российской поэзии в частности, разумеется, не в том, что «буйных мало». Она — в том, что мало неправых, то есть сознающих себя таковыми. Все правы, всем хорошо. Потому и звучит отовсюду сплошное «Покушайте» вместо «Послушайте».
14 апреля 2010 года
Восстание овощей
Детская литература отметила на этой неделе две скорбные даты: ровно сто лет назад, 21 апреля 1910 года, в Коннектикуте умер Марк Твен, автор лучшей детской книги XIX столетия, из которой, по мнению Хемингуэя, выросла вся американская литература,― саги о Томе Сойере и его уличном дружке Гекльберри Финне. А тридцать лет назад 14 апреля в Риме умер Джанни Родари — создатель самой популярной революционной сказки ХХ века, истории о приключениях Чиполлино и возглавленном им бунте демократически настроенных овощей.
Марья Розанова в автобиографической книге «Абрам да Марья», готовящейся ныне к публикации, высказывает парадоксальную, но справедливую мысль: советская власть всем опытом доказала, что слова важнее дел, а эстетика превалирует над этикой. Она беспрерывно делала черные дела, но говорила при этом прекрасные слова,― и поколение, воспитанное этими словами, выросло идеалистическим. В советской практике гуманизм, справедливость и равенство были большой редкостью и осуществлялись главным образом на экспорт — в помощи африканским сиротам, в борьбе за права палестинского народа и черной Америки, в защите диссидентов Анджелы Дэвис и Леонарда Пелтиера; однако советская пропаганда, а в особенности детская литература неустанно проповедовали культ деятельной взаимопомощи, сочувствие бедным, необходимость помогать слабым, а уж как отстаивались демократические ценности! И все это настолько заслонило реальную практику СССР, что многие и поныне ассоциируют эти 70 лет с защитой обездоленных и неравнодушием к проблемам ближнего.
Том Сойер и Гек Финн — спасители негра Джима, враги рабства и противники воскресной школы с ее фарисейством — были лучшими друзьями советской детворы. А уж мальчик Чиполлино, чье горе луковое за всех обездоленных было так понятно моим ровесникам, тиражировался в миллионах пластмассовых и резиновых экземпляров, присутствовал в каждой детской, писклявенько пел в мультфильмах о доброте и трудолюбии итальянского народа: «Я веселый Чиполлино, вырос я в Италии, там, где зреют апельсины, и лимоны, и маслины, фиги и так далее». Сегодня, конечно, Чиполлино заслонил Карлсон, а Гека и Тома — Поттер, но память о героях Твена и Родари впечатана глубоко. Когда московские власти расселяли и фактически уничтожали муромцевскую дачу — о домике кума Тыквы вспомнили даже те, чье детство пришлось на постсоветские годы.
Тут вот какая штука, тоже парадоксальная: гармоничное общество недостижимо, и капитализм, как шутил Черчилль, остается лучшим из худших вариантов общественного строя,― но из реальности могут исходить политики, а дети, воспитанные в реализме, вырастают сволочами. Ребенок должен в детстве получить лошадиную дозу идеализма, такую, чтобы при столкновении с реальностью от нее хоть что-то осталось; взрослый может про себя знать, что ничего изменить нельзя, что люди рождаются неравными, что богатые и бедные будут всегда и даже что некоторые бедные сами виноваты (хотя лично я к этой мысли и особенно к ее проповедникам испытываю глубочайшее отвращение). Но воспитывать на этом детей — преступление, и оправдывать это преступление неизбежным столкновением с реальностью — значит вообще плохо понимать, зачем мы все тут нужны. Человек рожден деятельно улучшать мир, а не стоически с ним примиряться. От того, что Ленин вырос на «Хижине дяди Тома», «Хижина дяди Тома» не сделалась хуже. Свергать один режим и устанавливать другой, бесчеловечней прежнего,― отнюдь не есть хорошо, но сидеть сложа руки, пока богатые доедают бедных, много хуже, даром что гуманнее с виду. Человечество устроено так, что, отказавшись от движения вперед — травматичного, болезненного, полного проб и ошибок,― стремительно откатывается назад, в скотство. Если мальчик-луковка и страдалец-тыковка не стремятся стать людьми, они становятся безнадежными овощами, притом гнилыми.
Твеновская сага о Томе и Геке, конечно, была востребована советской пропагандой не только из-за своего благородного демократического пафоса, но еще и потому, что героями ее были хулиганы, обаятельные раздолбаи: советская власть не любила отличников. Если отличник, то наверняка ябеда, если чистюля — стопроцентный трус и вообще Сид.
Советская власть всячески поощряла грубоватость, неотесанность, даже и умеренное хулиганство вроде курения — хулиган был ей классово свой, а отличник потенциально опасен, поскольку мог начитаться книжек и додуматься до самостоятельности. Однако проповедь хулиганства убедительней как раз в устах Тома Сойера — Гек-то знает, почем фунт лиха, и очень бы не прочь иногда пожить как человек, да и курит он единственно потому, что это позволяет заглушить голод. Шалости Тома на нынешний вкус весьма невинны, типа напоить кота болеутолителем (более смешного чтения в моем детстве не было — разве что взрыв кадавра из «Понедельника» Стругацких). Иное дело — демократизм, сочувствие угнетенным, способность всерьез рискнуть жизнью ради негра Джима или помочь двум полунищим мошенникам, Герцогу и Королю, облапошить самодовольных мещан из Арканзаса: все эти ценности Твен утверждает истово и всерьез, и несколько генераций советских детей усвоили их именно благодаря ему, поскольку по части язвительности и увлекательности он не знает равных в американской прозе.