Начнем с того, что Maplecroft предупреждает западные компании не только о террористических угрозах, но вообще о рисках массовой гибели людей: в этом смысле Россия, увы, остается опасным местом, чему свидетельство — июльские катастрофы на водном транспорте. «Булгария», положим, затонула не столько от технологических, сколько от социально-экономических причин: нет денег на новые теплоходы, старые эксплуатируются до полного износа, капитан выходит в рейс, зная о неисправности судна и боясь потерять работу… Но катастрофа на мелкой и узкой Москве-реке, на ровном месте, когда катер с веселящейся молодежью, не отвечая на запросы, налетает на баржу, причем семеро спасаются, а девятеро гибнут, — это по какому разряду числить? Это уже традиционное российское пренебрежение чужой и собственной жизнью, сколь ни горько это признавать. А когда в Туле опять-таки на ровном месте, без бытового, производственного и религиозного конфликта, просто так убивают пять человек, и по личному указанию министра внутренних дел спешат объявить дело раскрытым, причем излагают публике категорически недостоверную версию происшедшего? А когда в станице Кущевской сначала происходят массовые убийства, потому что всех терроризирует одна банда, а потом происходит волна новых убийств, потому что другие банды борются за право терроризировать всех? А когда фигуранты того же дела в Кущевской кончают с собой таким удивительным способом, что на их телах обнаруживаются явные следы побоев и отчаянной борьбы? А когда, наконец, любая демонстрация — даже согласованная — может превратиться в бесконтрольное побоище, и закон при этом всегда на стороне разгоняющих? Ведь «рейтинг опасности» — это не только оценка реальных угроз. Это показатель атмосферы, а российская атмосфера такова, что сгуститься в ней может что угодно. С этим ощущением живем мы все. Но мы-то привыкли.
Белоруссия, кстати, в двадцатку не входит. Она отнесена к третьей категории — опасность минимальна — и закрашена на карте зелененьким. Но ведь помимо индивидуального терроризма есть еще и государственный террор. И он-то делает страну наиболее опасной — поскольку государство, во-первых, непредсказуемо, а во-вторых, бесконтрольно. Видимо, Maplecroft составляет рейтинги опасности только для иностранцев. А если бы речь шла об опасности для своих — оспаривать у нас место в первой пятерке смог бы разве что Иран.
№ 138, 11 августа 2011 г.
Липовый мед
Скандал, разгоревшийся во втором медицинском (на бюджетные места принимались призраки, дабы в действительности зачислить туда блатных или платных), вскрыл сразу две проблемы
Первая проблема — ЕГЭ, от которого ожидали надежности и демократизма, но оказалось, что машинный экзамен дает не меньше, а больше возможностей для мухлевки. Вдобавок он чрезвычайно закрыт — устный ответ абитуриента на экзамене и сочинение, которое оставили всего-то в 24 вузах, куда проще проконтролировать. Меж тем подготовка и проверка ЕГЭ — мероприятие сугубо келейное, и тут вузам открывается небывалый простор (особенно если учесть, что апелляция по ЕГЭ почти всегда безуспешна). Хорошо, что отважный программист Симак обнаружил фальшивых абитуриентов, — плохо, что подобные нарушения способен выявить только программист, а не специалист-предметник. Во время открытого соревновательного экзамена — устного или письменного — уровень поступающих наглядней, фальшивого абитуриента не подсунешь, так называемые кавказские сто баллов не предъявишь (в регионах с ЕГЭ обращаются крайне вольно) — словом, новая экзаменационная система не снизила, а повысила риск жульничества; но с ней пусть разбираются чиновники минобрнауки. Или, точнее, не разбираются — им ведь это даром не нужно. Чем хуже будет ситуация с образованием в стране, тем лучше: в просвещенном обществе граждан не так легко дурить, так что в воспитании умников тут никто особо не заинтересован.
Серьезней вторая проблема: ведь образование у нас получают не потому, что желают овладеть некоей конкретной профессией. Скрытая безработица у нас по неофициальным данным (официальной статистики нет) достигает 70 %: это я сам опрашиваю коллег и прочих выпускников, кто работает не по специальности. Получается, что обучение в вузе не пригодилось на работе никому. Филологи сплошь и рядом идут в риелторы, инженеры — в менеджеры, врачи — в банкиры, при том, что реальных учителей, врачей и особенно инженеров стране жестоко не хватает. Образование у нас — всего лишь попытка занять ребенка чем-то пристойным вместо того, чтобы трудоустроить. Да и куда его трудоустраивать? В России востребованы 30-летние, реже 40-летние, а молодым и начинающим нет иной дороги, кроме как в продавцы либо в чернорабочие. Я сам преподаю, и не в последних вузах, и вижу катастрофическое падение уровня современного российского студента: учатся в основном честолюбивые провинциалы. Москвичи и богатые гости столицы — главным образом с плодородного юга — без особого старания имитируют учебный процесс. А дети элиты обучаются за границей, и это не получение знаний, а первый этап социализации «там».