Но не будем забывать, что такое «Родина». Даже теперь, вытесненная в оппозицию, она остается детищем Кремля, а может быть, и его инструментом. Через нее вбрасываются многие важные тезисы будущей кремлевской политики — так проверяется реакция масс. В высшей степени наивно думать, что оппозиция у нас озвучивает только заведомые глупости, дабы еще гарантированней привлекать сердца к единороссам. Именно оппозиция — тогда еще совершенно ручная — первой заговорила о необходимости национальных чисток, о возрождении русского достоинства, о том, чтобы ограничить въезд гастарбайтеров и защитить права коренного населения… Сегодня власть почти в открытую повторяет все то же самое — только в варианте сдержанном и почти цивилизованном. Идею важно вбросить.
Налог на роскошь — конечно, не популистская идея в строгом смысле слова: популистской, то есть народной, была она лет десять назад. Но тогда нам как раз усиленно внушали, что терпимость к чужой крикливой роскоши — первая добродетель свободного человека. Сегодня популистской идеей была бы уж скорее раздача жилья, появление новой модели общедоступного автомобиля или бесплатное качественное высшее образование для всех. Идея эта принадлежит явно не «Родине», а власти — как и большинство репрессивных мер. Потому что народ-то наш — насколько я успел его понять, принадлежа к нему, — отнюдь не кровожаден. Идея «все отнять, да и поделить» для него давно уже не актуальна. Он хочет лишь, чтобы ему не мешали зарабатывать самому, а чужая роскошь мозолит глаз исключительно люмпенам.
Последним напоминанием о свободе остались сегодня олигархи и прочая публика, успевшая навариться во времена усиленной социальной мобильности. Это всегда так бывает: самое противное — оно же и самое живучее. Сначала гибнут завоевания, потом издержки. Только эти издержки девяностых и напоминают нам, что Россия не всегда была болотом.
Надо, стало быть, забывать. И бороться с роскошью. Хотя лично мне чужая роскошь никогда не мешала — я даже считаю ее каким-то признаком наличия души, что ли. Ведь роскошь — это то, что непрагматично. То, что, по сути, не нужно. И ее приобретение — оно как-то даже намекает на эстетические потребности приобретающего. Любила же Ахматова повторять друзьям: «Без необходимого могу, без лишнего — никогда». Это, конечно, не ахти как приятно, когда миллионер посреди нищей страны выстраивает себе персональный Версаль с картинной галереей, сотней фонтанов и заводными райскими птицами, — но когда он среди такой же нищей страны сидит на миллионах, как Корейко, пьет кефир и ходит в рубище, еще противней.
Я — за роскошь. Даже если «Родина» думает иначе.
№ 237, 21 декабря 2006 года
Возвращение изгнания
2007 год станет для России триумфальным во многих отношениях. Мы многократно проверяли: когда мы великие или просто хорошо себя чувствуем, нас боятся. Чем лучше чувствуем, тем больше боятся. Мир уже как-то приспособился к этому.
В 2007 году Россия будет все меньше зависеть от чужих мнений и продуктов и все увереннее опираться на собственные силы, запрещая по политическим мотивам экспорт все большего количества украинской, грузинской, польской, а там, глядишь, и американской еды. Конфронтация со Штатами почти неизбежна — с республиканцами договариваемся, с демократами ссоримся (у демократов принципы крепче). Русский внутренний рынок начнет освобождаться от импортной еды точно так же, как русский кинопрокат освобождается от импортного же продукта. Не думаю, что мы многое сможем производить на экспорт — это в равной степени касается еды и кинематографа, — но потреблять будем преимущественно свое. Вернется эпоха, когда Россия по преимуществу работала на себя, служа своего рода альтернативной Вселенной со своим замкнутым циклом. Вряд ли это скажется на прозрачности границ, но делать все население невыездным сегодня уже и не надо. Важно ведь, чтобы у него не возникало лишних мыслей и желания жить не по-нашему.
Культура наша, точно как в 70-е, начнет завоевывать мир еще уверенней. Звягинцев закончит вторую картину, называвшуюся прежде «Запах камня», а теперь «Изгнание». Европейское киномышление инерционно. И что бы ни снял Звягинцев после «Возвращения», это будет приглашаться на фестивали, покупаться, обсуждаться и награждаться. Есть шанс, что его картина поедет в Канны и победит там — давненько нас там не было. А не победит, то прошумит. А там и Герман доозвучит «Трудно быть богом». И к концу 2007-го у нас есть шанс увидеть его шедевр. Плюс Никита Михалков выпустит «Двенадцать разгневанных мужчин», Марлен Хуциев доделает «Невечернюю», а Геннадий Полока закончит грандиозную, судя по материалу, ленту о красном терроре «Око за око». И классики, и современники оккупируют экран, занятый пока фигурами временными и промежуточными. Период растерянности кончится и в театре, возвращающем себе статус общественной трибуны. В общем, будет что посмотреть и показать миру. Это у нас всегда совпадает с заморозками.