72
дов во время двух войн и наличие новых технических средств сообщения после войны, совсем неудивительно, что фермент Западной цивилизации проникает во все уголки мира глубже и быстрее, нежели раньше,
В наше время мы видим, как китайцы или турки, которые еще на нашей памяти были связаны по рукам и ногам конфуцианскими и исламскими социальными традициями, перенимают не только материальные, технические методы Запада (индустриальную систему и все, что ей сопутствует), воспринимают не только внешние приметы нашей культуры (мелочи вроде фетровых шляп и кинотеатров), но и наши общественные и политические институты: западный статус женщины, западную систему образования, западную структуру парламентского представительства6 и управления. В этом примере турки и китайцы являются лишь наиболее заметными участниками движения, которое распространяется по всему Исламскому миру, Индуистскому миру, Дальнему Востоку, по всей Тропической Африке; и создается впечатление, что радикальная вестерннзация всего мира уже неизбежна, Незаметно наше отношение к этому необычайному процессу изменилось. Прежде наше внимание было приковано к двум, по-видимому, изолированным примерам - Японии и России, и мы воспринимали их как "соревнование" благодаря, вероятно, некоему отличительному качеству социального наследия этих двух стран, сделавшему их народы особенно восприимчивыми к вестернизации; а может быть, благодаря персональному гению и напористости отдельных государственных деятелей, таких, как Петр Великий, Екатерина, Александр Освободитель или та группа японских сановников, которая намеренно насаждала элементы западного образа жизни среди широких масс в своей стране начиная с 60-х годов прошлого века. Теперь мы видим, что Япония и Россия явились всего лишь предвестниками того движения, которое впоследствии стало универсальным.
Наблюдая процесс вестернизации мира и следя за тем, как он набирает силу, европейцы могли бы воскликнуть почти восторженно: "Какое имеет значение, потеряет ли Европа свое влияние в мире, если весь мир становится европейским? Еигорае, я топитеп1ит ге^шп5, си-ситврюе!7"
Если это чувство восторга и охватило бы ненадолго европейские умы, то быстро рассеялось бы под влиянием сомнений. Распространение западной культуры из Европы по всему миру, может быть. и великое дело в количественном отношении, но как насчет качества? Если бы в этот момент Европа была вычеркнута из Книги Жизни, смогла бы Западная цивилизация поддержать европейские стандарты в условиях чуждого окружения, куда она пересажена? Если бы Европа исчезла, смогла бы вообще Западная цивилизация сохраниться? Или, если Европа остается в живых, но лишается своей позиции превосходства - что со всей очевидностью и настигает ее, - сможет ли Западная цивилизация, хоть и спасенная от разрушения, избежать упадка и вырождения?
Еще больше тревог и сомнений возникает, когда мы изучаем современную историю России - а Россия представляется самым поучительным примером, ибо в России процесс вестернизации проходил дольше, чем где бы то ни было, а значит, проще будет вычислить результат. В России влияние Западной Европы ощущалось на два столетия раньше, чем в Китае или Японии, и на сто лет раньше, чем среди мусульман и индусов8. Таким образом, то состояние, в которое привела Россию вестернизация, дает нам возможность представить по аналогии хотя бы возможные пути, лежащие перед Дальним Востоком, Исламским миром, Индией и Африкой на бли
73
жайшие несколько поколений. Тот же вероятный путь, что открывается перед Россией, - а это, разумеется, не более чем одна из возможных альтернатив вызывает смущение и расстройство в западных умах.
Европейцы рассматривали себя как Избранный народ - нет необходимости стыдиться признать это: всякая из прошлых цивилизаций смотрела на себя и свое наследие таким образом; и когда они (европейцы) видели, как иные нации одна за другой отбрасывают собственное культурное наследие в пользу европейского, они без колебаний могли поздравить и себя и новообращенных. "Еще один грешник, благоговейно говорили себе европейцы, - очистился от скверны язычества и обратился в Истинную веру".
Итак, первые результаты общения - по крайней мере среди тех народов, что приняли Западную цивилизацию до двух войн, - казалось, подтверждали эту набожную и оптимистическую точку зрения. Полстолетия, прошедшие после революции 1868 года, показали, что Япония как будто вышла целой и невредимой из той колоссальной трансформации, которой она подвергалась; и Россию, на первый взгляд стороннего наблюдателя, и в 1815 году, и даже много позже, в 1914 году, можно было бы считать идущей по пути прогресса, проложенныму Петром Великим, хотя в любом случае этот путь оказался длиннее, круче и утомительнее, чем у Японии. Беспристрастный свидетель, живший в любом из вышеупомянутых периодов, сказал бы, что уровень Западной цивилизации, недавно перенесенной в Россию, оставался значительно ниже, нежели в Европе, в ее родном доме; однако он бы заметил, что, несмотря на отсталость, несмотря на слишком частые препятствия, Россия довольно быстро догоняла передовую Европу на марше Западной цивилизации. "Вспомните, - сказал бы он, - что на этом марше у Европы была фора в десять веков, и тогда вам придется признать, что скорость, с которой Россия догоняет Европу, делает ей честь".
Но что бы сказал о России сегодня этот беспристрастный наблюдатель? Я не предлагаю рассуждать о нравственных оценках, которые он мог бы вынести, это не относится к предмету вашего разговора, но, каковы бы ни были его заключения, думаю, что ему не избежать двух выводов: во-первых, что Евангелие от Ленина и Сталина имеет тот же западный источник, что и Евангелие от Петра и Александра; и, во-вторых, что воздействие Запада на Россию изменило свой знак с плюса на минус. Если российские Пророки первого поколения вдохновлялись западными идеями, которые приобщали их к социальному наследию Западной цивилизации, то российских Пророков "нового завета" привлек другой набор идей, также имевших западное происхождение, но побудивших их рассматривать Запад как некий апокалипсический Вавилон. Мы можем сполна оценить эффект ве-стернизации России на сегодняшний день лишь в том случае, если будем рассматривать и большевистскую реакцию XX века, и петровскую реакцию XVII столетия в перспективе как последовательные и, видимо, неделимые фазы единого процесса, начало которому положило столкновение двух различных цивилизаций. В этой перспективе мы сможем смотреть на процесс вестернизации без излишнего самодовольства, вспомнив следующую притчу: "И когда нечистый дух покинул человека, он ходил по иссохшей земле в поисках покоя и, не найдя его сказал: я вернусь в мой дом, откуда я ушел. И когда он вернулся в дом, он нашел его убранным и украшенным. И он пошел и взял с собой семерых других, более нечистых,
74
чем он сам, и они пришли и жили там; и стала жизнь этого человека хуже, чем вначале".
С западной точки зрения "нечистым духом", владевшим Россией вначале, было ее византийское наследие* Когда Петр Великий совершил свое паломничество в Европу и узрел Соломонову мудрость во всей ее славе, старой приверженности в нем не осталось. Верность Византии не покинула Россию совсем, по ушла глубоко в подполье, и в течение десяти веков россияне бродили по иссохшей земле в поисках покоя, не находя его. Не в состоянии выжить в прибранном, украшенном доме, они распахнули двери пошире и позвали всех духов Запада прийти и жить с ними; и, переступив порог, эти духи обратились в семерых дьяволов.
Мораль, похоже, такова, что социальное наследие плохо переносит трансплантацию. Духи Культуры, являющиеся ангелами-хранителями родных пенатов - на родной почве, где они чувствуют себя своими, где существует гармония между ними и обитателями дома, - превращаются в духов-разрушителей, попадая в дом, заселенный незнакомцами: ведь эти незнакомцы, естественно, не знают о тайных, неуловимых обычаях, к которым расположены души их новых богов. Пока Ковчег завета Господня находился в Израиле среди Избранного народа Иеговы, он служил их талисманом, но когда Ковчег захватили филистимляне, рука Господа обрушивалась на каждый город, где он хранился, а Избранный народ и сам был поражен чумой, которой были наказаны иноверцы за их святотатство.