Если вы еще не читали голдинговского «Повелителя мух» — а такое, я убедился, бывает, — это мрачное, но практически идеальное пляжное чтение: экзотический остров, замкнутое пространство, дети, страсти, древние зовы… Все «Последние герои» и прочие реалити-шоу выросли из этой страшноватой истории; в свое время она показалась устроителям артековского кинофестиваля настолько мрачной, что экранизацию работы Питера Брука решили не показывать даже вне конкурса, и смотрел я ее на единственном ночном просмотре для вожатых: очень неприятное кино, и книга неприятная, но надо. Только у моря и читать. Если вас интересуют более жизнеутверждающие истории — нельзя не посоветовать колониальные рассказы Моэма, и в первую очередь «Дождь», «Макинтош», «Рыжий»; нет большего кайфа, чем в тысячный раз перечитывать у моря «Луну и грош», — можно потягивать при этом что-нибудь со льдом, а можно только покуривать трубку. Крым, да хоть бы и Геленджик — идеальное место, чтобы воображать себя странствующим колонизатором: там и беломорину легко представить сигарой. Моэм и сам любил писать на пляже, в собственной вилле на Лазурном Берегу (губа не дура, не зря шпионил на Ее Величество): в прозе его есть туристическая легкость, очарование чужеродности, неучастия — он с некоторой брезгливостью, а все-таки и с завистью отстраняет кипучую и страстную туземную жизнь, наслаждаясь тем, что ее жестокие правила на него не распространяются. Вот почему его так любят туристы всего мира — сюжет есть, о финале не догадаешься, но всего дороже эта прохладная отстраненность отутюженного, скромно-богатого гостя. Любителям более пряной экзотики и более бурной динамики не могу не порекомендовать раннего Джека Лондона — упомянутую «Алоха Оэ», «Дом Мапуи», прочие колониальные рассказы плюс обязательный «Морской волк». Дети нашего поколения читали это все уже к двенадцати годам, но многие нынешние взрослые понятия не имеют, что Лондон написал хоть что-то помимо «Мартина Идена» или в лучшем случае золотоискательских новелл.
3. Роскошь
Как хотите, а читать про страдания миллионеров на сверкающих пляжах двадцатых годов — одно из высших наслаждений, доступных смертному. Роман Скотта Фицджеральда «Ночь нежна» — по моему глубокому убеждению, лучшая книга эпохи джаза, лучше его же «Гетсби». Помимо явной автобиографичности привлекательно так и не изжитое упоение человека из среднего класса, которого вдруг занесло в мир настоящих отелей, наилучших женщин и наизолотейшей молодежи. Ялтинский опыт освоения Фицджеральда оказался оптимален: в Москве он читается много хуже. Конечно, и Фицджеральд сегодня — на любителя: слишком психологичен, иногда многословен — ладно, перечитайте (или откройте для себя) «Вечер в Византии» Ирвина Шоу. Действие — в Каннах, герои — богатые и творческие, секса — завались (как вариант, рекомендую его же книгу «Ночной портье», никакого отношения не имеющую к страшному фильму Лилиан Кавани).
Хорош для пляжа и Хемингуэй — прежде всего, конечно, «Райский сад», во вторую очередь «Острова в океане» (оба опубликованы посмертно, ибо автор был ими недоволен, а зря). Но и «Фиесту» лучше всего читать на отдыхе, странствуя по барам и представляя себя потерянным поколением: а что, бывают непотерянные? Хорош и «Праздник, который всегда с тобой» — с этим ощущением творческой, напряженной праздности: нельзя ведь долго лежать на песке ленивым блином, надо, чтобы голова, освободившись от будничной рутины, лихорадочно варила! А Хемингуэй ее к этому стимулирует, заразительно и азартно описывая счастье писательского труда, когда пишется.