В России построена уникальная ситуация, при которой реальная оценка качества — пресловутый рейтинг — от этого качества никак не зависит. Рейтинг, по сути, показывает только одно: степень совпадения нашего собственного вектора с доминирующей тенденцией. Если это тенденция к оглуплению, рейтинг демонстрирует, насколько мы тупы. Если ко лжи — насколько мы лживы. Объективное качество продукта оценивается по совсем другим критериям, но почти все, что в России делается хорошо, ей не нужно. Общество и радо бы потреблять что-нибудь хорошее, и платить за это потребление, и при нормально работающем рыночном механизме хорошее оплачивалось бы пристойно, а плохое — плохо. Но поскольку в силу особенностей российской экономики окупаться тут не может ничего — это касается и хороших книг, и хороших фильмов, и пристойной прессы, задавленной распространительскими тарифами, и пристойных продуктов, забитых импортной конкуренцией, — мы все бьемся не за оплату, а за дотацию; не за прибыль, а за подачку. Если нам разрешат, мы чуть-чуть посуществуем, тихо, при условии, что никому не будем мешать. Но если помешаем — нас живо лишат дотаций, отвадят рекламодателей или пришлют Санэпиднадзор, и читатель-зритель-слушатель-кушатель, которому мы нужны, ничего не сможет сделать.
Я знаю, что у российского кино есть зритель — я и миллионы таких, как я. Знаю, что у толстого журнала есть читатель, готовый его хранить и перечитывать, а у Дэна Брауна его нет — просмотрел и выбросил. Знаю, что в России есть сотни тысяч талантливых выпускников, готовых тут работать, но ни в науке, ни в культуре нет достаточного количества рабочих мест. Но все мы ничего тут не значим, ибо мы нерентабельны. Мы будем лопать что дают, ибо вся страна в совокупности производит меньше прибыли, чем нефть и газ, и, соответственно, стоит гораздо меньше нефти и газа. Правда, есть еще никель и редкоземельные элементы. Во всем остальном мы не в силах конкурировать с прочим миром. И это положение дел вполне устраивает нынешнюю российскую власть, которая для себя-то, положим, пишет постмодернистские романы и устраивает «пионерские чтения», но для прочего населения установила образовательный ценз ниже плинтуса. ЕГЭ тут тоже поможет. Для прочего населения — «суверенная демократия», «Наши», байки про коварную Америку и фильм «12».
Не поверите, но ужасно надоело выживать из милости. Слышать от начальников разного уровня «народу не надо», «это не рейтингово», «этого не поймут». Вы дайте народу самому решать, как одеваться, что читать и что смотреть: чай, не восемьдесят девятый год, не станут отрывать с руками иностранную дрянь, хотят уже и чего-нибудь своего и, главное, готовы это делать! Почему надо сначала сделать из страны этот самый придаток, а потом, в виде компенсации, дурить ей голову вставанием с колен и криками о нашей судьбоносной роли в ликвидации ПРО в Европе? Почему не попробовать сделать хоть что-нибудь, дабы самоуважение вернулось на законных основаниях? Почему не дать нормально распространяться и окупаться умному журналу, почему надо задушить налогами частное образование, внушить мелкому бизнесу панический ужас перед государством — иными словами, почему надо все время заставлять страну лежать на брюхе и при этом кричать, что она встала в полный рост? Ведь каждый, кто работает тут в любой сфере, от машиностроения до теледокументалистики, искренне желал бы приносить пользу Отечеству. И каждому на протяжении добрых двадцати лет внушают: работайте как можно хуже, это рейтингово, а хорошо делать то, что вы умеете, — забудьте и думать. Страна все равно будет пить колу и ездить на «рено», мировое разделение труда устаканилось, смиритесь. Кончится нефть — начнется битва за воду. Ее у нас тоже очень много.
Сил никаких уже нет терпеть этого титана на глиняных ногах, которого собственные же власти все время бьют под дых при попытке отрастить себе нормальные ноги. Свободу не дают, свободу берут, скажете вы. Но очень не хотелось бы доводить до ситуации, в которой ее берут. Ибо как это бывает — мы слишком хорошо помним. Боюсь, однако, что здоровая страна никак не устроит нынешнюю власть. Ибо страна, в которой население не просто выживает и ждет подачек, а обеспечивает себя осмысленным трудом, — вряд ли стала бы терпеть такое убожество наверху. Чтобы им было лучше, мы должны быть хуже.