Пару раз мне вспомнилась пафосная фраза Писарева: «Не имея возможности показать нам, как живет и действует Базаров, Тургенев показал нам, как он умирает». Тургенев, положим, имел все возможности показать, как живет Базаров; не в цензуре было дело (едва ли Базаров был задуман заговорщиком — он лягушек резал). Иван Сергеевич попросту не знал, как проводит время демократическая молодежь во время учебного семестра, да и скучно ему это было. Лунгин избегает показывать собственно олигархическую деятельность Платона Маковского в силу иных причин. Замечали ли вы, что новый русский язык старается обходиться без существительных, даже там, где глаголы сильного управления, казалось бы, императивно требуют зависимого слова? Я проплатил, он привез, мы отгрузили, скажите там Вовану, чтобы проконтролировал, — глаголы есть, объекты отсутствуют. Выражения «работать в фирме» и «заниматься бизнесом», столь модные в середине 90-х, тоже ведь ничего не значат: работаю на работе, занимаюсь занятиями… Как говорит в фильме вор в законе Ахмед Ташкентский, «решаю вопросы». Конкретизировать нельзя. Не имея возможности показать нам, как живет и действует Маковский, Лунгин показывает нам, как он занимается любовью, обедает, острит и дает интервью. Потому что показ собственно работы олигарха навеки погубил бы его позитивный имидж. Мы же знаем, что в этой работе Маковский и его великий прототип отнюдь не руководствовались моральными принципами. Что касается «гениальных схем», которые в фильме, в романе и в реальности придумывает главный олигарх, они больше напоминают эстрадные репризы и решительно ничего не проясняют в источниках обогащения олигархата. Или нет — проясняют. Олигархи разбогатели, потому что они умные, а все вокруг дураки. К этой мысли Лунгин подводит зрителя ненавязчиво, но уверенно.
Не знаю, возможно ли в России легальное обогащение в березовских масштабах. Один темпераментный экономический журналист клялся мне всем святым, что схемы Березовского были абсолютно законны. Охотно верю, особенно если учесть, что закон в России традиционно щеляст. Однако вся бурная экономическая деятельность Березовского, законная или незаконная, служила единственной цели — росту его империи. Так же обстоит дело и с Платоном Маковским. На все остальное олигарху глубоко наплевать, но такой олигарх Лунгина не устраивает. Ему подавай преобразователя Вселенной.
При желании — но только при очень большом желании! — из картины можно вытащить и еще один вывод: вот, значит, лицо Машкова в финальном кадре. Вот финальный красный титр: «Олигарх». К этому он, стало быть, пришел.
В свое время барина, бонвивана, преуспевающего советского драматурга Галича (несколько раз упоминавшегося в фильме) укрупнил, до хруста выпрямил талант, превративший сентиментального конформиста в трагического бунтаря.
У олигархов особый талант, он тоже укрупняет и выпрямляет своего носителя. Был обычный советский мэнээс, балагур, склонный к компромиссам, храбрый, но заурядный, умный, но легковесный. Теперь он заработал большие деньги. Прошел через нечеловеческие испытания. И вот он какой стал, вот она, русская олигархическая гвардия, первое поколение отечественного дикого бизнеса. Если кто уцелел, конечно. Вот они — ни черта уже не боящиеся, более крутые, чем сами воры в законе, покровительствовавшие им когда-то. Воры давно прогнили, у них один принцип — умри ты сегодня, а я завтра. У олигархов принципы есть. Их выковал капитализм, закалила прослушка, облагородило общение с творцами. Увы, и в это не верится. Ибо все друзья Платона, олигархи классом помельче, от больших денег и рисков не только не усовершенствовались духовно, но расползлись в кисель прежде времени. И все предали, все, кроме верного Ларри. Однако и верный Ларри утратил половину юного обаяния, нечто волчье поселилось в нем. Тут Учанеишвили отлично сработал: ничего не осталось, кроме ненависти. Если это и есть истинный итог философских блужданий и титанической борьбы, то, воля ваша, всего этого можно достичь без всякого ущерба для родины. Без воровства, убийств и связей с Кремлем.
Особенно грамотно проработал Лунгин расстановку персонажей… А впрочем, за него в этом смысле поработала действительность: ну нет никакой альтернативы Платону и Ларри! Ни в одной сфере русской жизни не найдется персонаж, который мог бы хоть отдаленно и приблизительно с ними конкурировать. Перефразируя классика: «Какой матерый человечище! Кого в России можно поставить рядом с ним? Некого!» Примерно по тому же принципу делались в советское время фильмы о Ленине: все окружение героя подбиралось так, чтобы центральный персонаж — разумеется, простой и контактный — все-таки возвышался над средой на три головы. Хоть «Ленина в Октябре» вспомните, хоть «Кремлевские куранты»: враги сплошь отвратительны, друзья сплошь прекрасны, но мелковаты, власть, которую свергают большевики, слаба и растленна. Еще мелькает где-то творческая интеллигенция, прекраснодушная и слабонервная, но она мигом смекает, где реальная сила, и торжественно примыкает к ней. В фильме Лунгина роль творческой интеллигенции играет «special guest» Лион Измайлов, персонифицирующий нравы прикормленных творцов: пьет, кушает и униженно благодарит за внимание к нашей культуре. Удивительно, что Измайлова уговорили сыграть столь унизительную роль, а впрочем, кто же, как не он, играл ее все эти годы? Хазанов и иже с ним брезгливо вспоминали, как им приходилось выступать в качестве дежурного блюда на кремлевских обедах-концертах. А что ж, господа, проделывать то же самое на новорусских банкетах было приятнее? Свободой сильнее пахло? Или икрой?