В начале путинского правления язык как будто забрезжил. Равноудаление олигархов, вертикаль власти, диктатура закона. Начался своего рода восстановительный период, лексика еще могла быть апофатической, «от негатива»: приблизились — равноудалим, расшатали — восстановим… На государственную идеологию все это не тянуло, но опознавательным знаком служило. Путин периода второго срока — далее «второй Путин» — озаботился выработкой позитива. В обязанности политтехнолога — в отличие от идеолога, у которого задачи совсем иные, — входит говорить непонятно, так, чтобы работодатель понял и заплатил, уважительно повторяя по-чеховски: «Гладко, гладко… Дай Бог здоровья…» Команда политтехнологов взялась сегодня формировать набор опорных слов, которыми должен запомниться народу второй Путин. Не получается ничего, совсем ничего.
Бог — не фраер: тем, у кого нет внутреннего содержания, он не дает и слов для его выражения. Заметьте, ни одна фраза нынешних властителей России, кроме пресловутого «сортира», не ушла в цитаты. Все прочие крылатые слова — тоже цитаты, но чужие: пыль глотать, сопли жевать, кое-что из гайдаевского репертуара…
Вот труд Алексея Чадаева, надежды нашей политической философии (куда бы возложить эту надежду, чтоб хоть не так наглядно демонстрировала нищету нашей мысли?). «Путин. Его идеология». «Живой ценностный язык появляется в тот момент, когда абстрактный идеал разворачивается в программу конкретных политических действий». Это сказано мутно, как и положено политтехнологу, отрабатывающему заказ. Говоря по-русски, живой ценностный язык появляется тогда, когда есть ценности, признаваемые большинством населения. Ясно, что в многонациональной стране такие ценности должны быть наднациональными, так что русскую почвенническую демагогию, к которой в Кремле в последнее время прибегают все активнее, надо оставить. Она свое отжила, доказав полную тупиковость, сведясь к системе запретов на все и вся. Общечеловеческие ценности — товар экспортный, идеально годящийся для развала и растления противника, но крайне сомнительный в качестве позитивной программы. Беда в том, что, лавируя между Сциллой и Харибдой, идеологи Путина, в отличие от Одиссея, не видят перед собой никакой Итаки, то есть плыть им некуда и лавирование их самоцельно. Отсюда и вечное болтание между двумя скалами без малейшей попытки направить нос на что-нибудь осязаемое.
Надо решить для себя: либо ты стараешься сделать максимально комфортной постепенную гибель империи, либо берешься восстанавливать ее на новых наднациональных основаниях. Надо перестать действовать с оглядкой на вашингтонский обком и скиновский общак. И тогда слова придут сами.
17 апреля 2006 года
№ 410, 17 апреля 2006 года
Лотерея праведных
Кому Пасха, а кому пятилетие разгона НТВ. Я вовсе не хочу в очередной раз противопоставить православных патриотов и либеральных правозащитников, тем более что и среди правозащитников полно таких фундаменталистов, что хоть святых выноси. Просто в очередной раз — по случаю полукруглого юбилея — решили вспомнить трагедию главных свободолюбцев, имеющих сегодня, правду сказать, довольно бледный вид. Не пойму, кого мне жальче: тех ли, кто уцелел и приспособился, вписавшись в канал РТР вслед за сообразительным Олегом Добродеевым, или тех, кто так никуда и не вписался, довольствуясь работой на радио или разовыми колонками в Интернете. У вторых вид гордый, но героизма их, похоже, не ценит никто, кроме горстки пенсионеров, разагитированных еще во времена программы «Взгляд». Грустное, в общем, зрелище. Маргинальными, правда, выглядят не только защитники свободы. Консерваторов еще меньше, особенно тех, что способны внятно сформулировать свои убеждения. Мыслит сегодня в России дай бог один процент населения, и не ссориться бы между собой этому проценту, а попытаться выработать общие ценности. Но как раз пятилетие гибели того, гусинского, НТВ становится очередным предлогом повцепляться друг другу в глотки.
Почему я не хожу на митинги в память об НТВ и в защиту свободы слова? Разве я не согласен с тем, что история империи Гусинского была только стартом глобальной зачистки медиа-пространства? Согласен, сам предупреждал об этом. Просто я не хожу на митинги против явлений природы. Мне это кажется недальновидным и вдобавок располагающим к излишнему самоуважению, а это последнее — самый страшный грех, от которого проистекают все прочие. Мне скажут, конечно, что про явления природы я выдумал нарочно, чтобы оправдать свою подлую трусость. Я на такие инвективы давно не отвечаю, поскольку спорить со злонамеренным дураком еще смешней, чем митинговать против снегопада. Если тебе не нравятся законы здешней жизни — меняй страну. В обоих смыслах: либо пытайся изменить ее, либо изменяй ей, отправляясь в менее предсказуемое пространство. А здесь история развивается как природа — независимо от людской воли. И свободолюбцы, и сатрапы — люди, в общем, случайные и легко меняются местами.