— В последнее время много пишут о смене воровских элит: настоящие воры в законе исчезают, смотрящими по регионам назначают никогда не сидевших, звания покупаются…
— Смотря о каких смотрящих речь: смотрящим по зоне не может быть назначен сторонний человек с малым тюремным опытом. Смотрящие по регионам — да, сегодня это чаще всего уже не «синие», как называли синего от татуировок преступного авторитета, а «назначенцы» — либо никогда не сидевшие, либо официально не коронованные. Тут ничего необычного нет — еще Мэкки-Нож жаловался, что настоящая преступность перекочевывает из сферы грабежей банков в сферу их создания и охраны… Криминальный передел благополучно завершился в девяностые. Огромная часть воров легализовалась. Мне почти не встречались воры в законе, опоэтизированные в фольклоре, — якобы никогда не матерящиеся, ни дня не работавшие официально, свято блюдущие кодекс чести… Зато сплошь и рядом встречались люди, верные принципу «умри ты сегодня, а я завтра». Покупаться на легенды о строгих и благородных блатных нравах сегодня не может даже ребенок. Иное дело, что изображать преступников идиотами тоже не следует — некоторые из них мне даже передавали благодарность за то, что я в своих романах их не унижаю, — но это никак не следствие моего уважения к криминалу. Единственная реальная добродетель преступных сообществ — интернационализм. На дне, как и на вершине, действительно никого не волнует национальность, отсюда огромное количество еврейских и кавказских воров в законе даже в регионах, которые объявляют ксенофобскими. Нет там никакой ксенофобии. И, конечно, они умные, иначе давно бы переловили.
— Кстати, у вас ведь была идея реально накрыть воров, коль скоро руководители большинства ОПГ поименно известны…
— Такая идея была, потому что я вообще сторонник жестких и понятных методов. Мне неясно, из каких высоких соображений надо сохранять на свободе сотни преступников, чья роль в руководстве группировками документально подтверждена. Нет на них прямых улик? Не верю. Любой сговор с преступниками, торговля с ними — вещь столь же вредная, как и переговоры с террористами. Если бы российские следователи получили однажды недвусмысленную команду победить организованную преступность — проблема была бы решена немедленно. Но такой команды никогда не поступало. Думаю, что и во время чеченских войн команды воевать по-настоящему тоже не было… Откуда возьмется честная и качественная милиция в гнилом обществе? Все сегодня жалуются: милиция плохая. Хорошая пришла бы и прошерстила как следует большую часть современной элиты, и вскрылось бы такое, что мало не покажется никому. Нужна кому-нибудь во власти такая милиция? Нужен кому-нибудь реальный профессионал в погонах, а не оборотень? Большинство крупных дел раскрывается сегодня вопреки воле руководства, когда следователь действует на свой страх и риск: его отстраняют, а он упорствует. Герой этого времени — одиночка, выполняющий долг всем назло. Если у меня и есть литературная заслуга — она в том, что я увидел этого героя.
— Вам как следователю многих случалось «колоть». Вы можете по разговору определить, когда человек врет?
— Понимаете, я как раз всегда видел своей задачей некоторую деромантизацию, более простой и жесткий рассказ обо всех этих делах. Следовательская работа это не только и не столько игра ума, это дело кровавое, трудное, грязное, с высокой ценой ошибки. Я лично видел вещи, в которые никогда бы не поверил и которые предпочел бы забыть. Словом, там не так много пространства для красот и психологических игр. Я могу предположить, когда человек врет, но предположения к делу не пришьешь. Если следователь умеет провести первичный осмотр места преступления — это иногда в разы важней того, хорошо или плохо он разбирается в людях. Умение влезать в чужую шкуру — хорошая вещь, но только когда против тебя играет сильный и равный противник. А обычному оперативнику чаще всего важно умение выстрелить первым.
— После ваших только что вышедших «Секретных поручений» мало кто поверит, что все изложенное — лично наблюдаемые вами будни…
— Я и не говорю, что это все правда. Я писатель, не хроникер, тут рецепт один: максимально изобретательная выдумка в максимально достоверном антураже. Хорош я был бы — и хороша была бы Россия! — если бы все описанное в моих романах творилось тут на самом деле…
Данил Корецкий — именно так, не Даниил, с одним «и» — один из лучших следователей юга России. Писательская его слава началась в 1990-е, а милицейская и юридическая — лет за десять до того. Он и теперь преподает в юридической академии и консультирует коллег, хотя в России его знают прежде всего как создателя «Антикиллера». Всего у него полтора десятка романов, три экранизированы. «Корецкий — безусловно лучший автор русского нуара, вдобавок отлично знающий милицейские нравы; жесткий профессионал литературы и сыска»
[Михаил Веллер].