Выбрать главу

Так что Закон Божий и телевизор не противоречат друг другу. Больше того, на месте умных священников, богословствующих в школах, я бы не запрещал, а настоятельно рекомендовал детям ежевечерний просмотр парочки телевизионных программ, а «Время» сделал бы даже обязательным, как в армии.

Чтобы на ночь горячее молиться.

№ 4(129), апрель 2009 года

Посмертно репрессированному от посмертно реабилитированных

Сталин убил людей больше, чем Иван Грозный. Поэтому его у нас любят больше — загадочная русская душа. В ее глубинах попытались покопаться наши эксперты.

Русский Сталин

Случилась вещь предсказуемая, но интересная: русские начали осторожно открещиваться от Сталина.

Конечно, не все русские, и началось это не вчера, но не далее как неделю назад знакомый интеллектуал втолковывал мне, что Сталин — какое-то совершенно не наше явление. Азиатчина-с. Да и было ли в нашей истории что-то подобное до или после этого чудесного грузина? Разве что Иван Грозный, но и он был скорее исключение, нежели правило; а в сценарии Алексея Иванова и снятом по нему фильме Павла Лунгина «Иван Грозный и митрополит Филипп» главной злодейкой выступает уже Марья Темрюковна, собою, как известно, черкешенка.

Критик Владимир Бондаренко, один из самых противных представителей условно-почвенного (в действительности попросту антикультурного) лагеря нашей литературы, в своем блоге вопрошает: почему мы, русские, обязаны отвечать за всех большевистских палачей, включая Сталина? Ведь империи в прежнем виде больше нет. Почему же нам вновь ответствовать за украинские, грузинские, латышские (в подтексте, конечно, и еврейские) зверства? Нет уж — или империю возвращайте, или сами впрягайтесь за своего Сталина.

Первой ласточкой «реабилитационного проекта» стала трилогия единоросса Владимира Мединского при активном участии историка Андрея Буровского, посвященная развенчанию национальных мифов: «О русском пьянстве, лени и жестокости», «О русском рабстве, грязи и тюрьме народов», «О русском воровстве, особом пути и долготерпении». Все три объемистых тома строятся по одной схеме: берется какой-нибудь штамп на темы русской истории или национального характера и с треском развенчивается с помощью нехитрого приема. В Англии и Франции тоже лилась кровь, в Америке тоже пьют, в Африке тоже ленятся. То есть все негативные черты нашего национального характера универсальны да, пожалуй что, еще и выражены у нас послабей, чем у прочих.

На самом деле Мединский, конечно, не защищает русский характер, а обирает его. Да, русское воровство, пьянство и бездорожье — не уникальные наши черты, как и женолюбие — не главная примета французов, а салолюбие — не эксклюзивная мания украинцев; однако ж почему-то нация именно эти черты выбрала для своего мифа, без всякой помощи злобствующих соседей. Может, эти пороки показались ей наиболее безобидными (так евреи охотно трунят над своей робостью и релятивизмом, чтобы тем вернее прикрыть воинственность и догматизм); может быть, миф о веселом и героическом пьянстве больше льстит национальному самосознанию, чем миф о вполне трезвом и сознательном раздолбайстве — с пьяного и спросу нет. Да, во всем мире пьют и подчас поклоняются идолам, но нигде больше эти качества не являются доминирующими, системообразующими, государственно необходимыми. Имело бы смысл подробно разобраться в генезисе этого мифа и в том, что он на самом деле собою маскирует, — но это значило бы слишком многого требовать от единоросса Мединского и автора книги «Арийская Русь» Буровского. Тут важно заметить тенденцию: «все плохое — не наше». В каком-то смысле это тоже реакция на опять-таки предсказуемые, но неприятные результаты опроса «Имя России»: Сталин занял там одно из ведущих мест.

Версия первая. Грузинский царь

Нерусский систематизм в истреблении — а мы-то ничего не можем делать систематически, быстро охладеваем и переключаемся на другое. Нерусское же восточное интриганство. Неместный культ архаических понятий: ритуала, этикета, рода. Отсюда же и вытаптывание, вырезание всей семьи оппонента вплоть до внуков.