Но наступает мгновение, когда человек начинает понимать, что для полноценного выполнения возложенных на него обязательств, ему следует уяснить и принять во внимание интересы и намерения партнера. Это первая попытка проникнуть в область скрытого, недоступного для непосредственного ведения, и совершается она пока еще в рамках предшествующих размышлений о своих собственных задачах и интересах. И, наконец, он делает следующий шаг к сокровенному и прочитывает каждый пункт договора, отрешаясь от собственных интересов и размышляя только об интересах и намерениях партнера.
Разумеется, эти стадии мысленного овладения договором существуют лишь в воображении, а на деле все уровни постижения текста возникают одновременно и не имеют четких границ. Но в каждое определенное мгновение лишь один из них главенствует, и только тогда окончательно уступает свое главенство - и именно в той последовательности, которую мы указали, - когда подготовлен надежный базис для другого.
Наш рассказ завершен, ибо человек из этой притчи уже оторвал глаза от договора и заглянул своему партнеру в лицо. Договор выполнен, поскольку целью его и смыслом было соединение двух любящих существ, а вглядывание в слова договора являлось той отделенностью и тем разобщением, которые приводят к близости более полной, чем та, что не знала разлуки.
Этот пример, призванный проиллюстрировать восхождение религиозной мысли традиции от простого смысла Писания к бездонным мистическим тайнам[39], конечно же, не способен охватить все тонкости такого движения. Но он дает возможность наглядно представить, как соотносятся между собой различные уровни толкования Письменной Торы, входящие в Пардес[40] Торы Устной, как после разрушения второго Храма раскрытие этих уровней порождало книги Мишны и Талмуда, каббалистические тексты - вертоград смыслов эпохи изгнания[41]. И гораздо важнее то, что этот пример иллюстрирует непростую взаимосвязь таких, казалось бы, несвязанных друг с другом понятий, как глубина изгнания и глубина овладения Устной Торой: длительность изгнания - это принявший образ лет и веков процесс кристаллизации смыслов Устного Предания.
Можно представить себе, что еврейская традиция, вглядевшись в Писание, углубилась сама в себя. И чем глубже было это вглядывание, тем глубже была оторванность от Того, чьими словами являются слова Писания. Это подобно рассматриванию себя в зеркале - здесь уместно вспомнить о таинственном несветящемся зеркале (Испаклария ше эйна Меира), про которое говорится в Талмуде и Зохаре, - и все уровни толкования, которые охватываются нашим примером, даже Агада и Тайна, являются выстраиванием образа Устной Торы, глядящей в Письменную. Но наш пример явно несовершенен, он не учитывает того, что толкование Писания - это живое дело, диалог, а не монолог. И что Письменная Тора способна просиять в глазах того, кто достоин этого - преобразиться в светящееся зеркало (Испаклария hа-Меира). Именно в таком зеркале можно увидеть лик Того, кто даровал Писание, не надо для этого отрывать глаз от Торы - они и так глядят вверх, как сказано Раскрой глаза мои, и узрю чудеса из Торы Твоей[42].
Чтобы восполнить недостаток нашего примера, приведем обширную цитату из Зохара:
Приди, взгляни. Вот обычай Торы: первым делом, когда она начинает открываться человеку, она намекает ему намеком (Ремез). Если уразумел хорошо. А если не уразумел, то она посылает к нему и зовет его: Глупец! Чтобы он приблизился к ней и говорил с ней. И об этом написано (Мишлей, 9,4): Кто глуп, пусть завернет сюда, ущербный сердцем и так далее. Приблизился он. Начинает она говорить с ним из-за завесы, объясняя ему вещи в соответствии с его способом разумения, до тех пор, пока не начнет он мало-помалу понимать. И это - Толкование (Дераш). После этого она беседует с ним из-за тонкого покрывала словами загадок. И это - сказание (Агада). После того, как он делается завсегдатаем возле нее, она открывается ему лицом к лицу и говорит с ним обо всех своих сокровенных тайнах и скрытых путях, которые хранились в ее сердце со дней первоначальных. Тогда он совершенный человек, настоящий знаток Торы, глава Дома, ибо все свои тайны она открыла ему и ничего не удержала и не скрыла от него. Она говорит ему Ты ведь видел слово намек, которым я намекнула тебе вначале? Такие-то и такие тайны были в нем, вот так и вот так оно. Тотчас же он видит, что ничего не прибавить к этим словам и ничего не отнять от них. И тогда простой смысл (Пешат) становится на свое место, и не прибавить и не убавить даже буквы. И поэтому нужно сынам человеческим с усердием устремляться за Торой, чтобы стать возлюбленными ее...[43].
Это новое откровение скрывшегося и вновь обретенного смысла, которое стоит у истоков становления Устной Торы в изгнании и вместе с тем является итогом постепенного восхождения традиции Устной Торы к глубинам интерпретации Торы Письменной. Это сопряжение начала с концом, простого смысла с мистическим, Письменной Торы с Устной. Тот, кто удалялся, приблизился; Слову Бога дан человеческий ответ.
Именно на роль такого ответа, завершающего историю Устной Торы в изгнании, и претендовал Зохар. Он появился среди евреев в начале шестого тысячелетия по еврейскому летоисчислению - это тысячелетие традиционно считается началом эпохи Машиаха - и содержал в себе бесчисленные указания на то, что его учение является Торой мессианских времен. К моменту появления этой книги была уже завершена основная работа по систематизации устного Предания, и раввинистический иудаизм достиг периода полноценного расцвета. Просияв в ореоле древней книги, Зохар одновременно оказался и архаическим базисом устной традиции, и самым последним ее приобретением, он как бы объял собой всю историю тысячелетнего развития иудаизма, а сам остался вне пределов этой истории. Наступил какой-то новый этап в развитии еврейского учения, отныне будущее традиции было так или иначе связано с этой загадочной книгой[45].
Зохар действительно пришел в традицию издалека - если не из дали времен, то из умопостигаемой дали необычного мистического опыта, и приживление его к телу иудаизма было болезненным. Он был одновременно и родным, и чужим для традиции, одновременно укреплял и отрицал ее, сливался с ней и оставался снаружи - словно живое воплощение изначального света, который объемлет все сущее, но не сопричастен ему[46].
Следующие разделы этой статьи будут посвящены тем особенностям концепции Зохара, которые позволили ему стать одним из столпов иудаизма, а также судьбе Зохара в дальнейшей истории еврейской традиции.
************************************************************
5.
Рассказывают[47], что однажды раби Эльазар, сын раби Шимона, выехал из дома своего учителя на осле и совершал прогулку вдоль берега реки. И был он изрядно весел, и сердце его закоснело из-за того, что он много учил Тору. Повстречался ему некий человек, который был чрезвычайно уродлив. Сказал тот ему: Мир тебе, раби! Но не ответил раби на его приветствие, а сказал: Вот так урод! Что, все жители твоего города столь же безобразны, как ты? Сказал тот ему: А ты ступай и скажи гончару, создавшему меня: сколь безобразен тот сосуд, который ты вылепил! Тогда понял раби Эльазар, что согрешил, слез с осла, поклонился этому человеку и сказал: Я обидел тебя, прости же меня. Сказал тот: До тех пор не прощу, пока ты не пойдешь к гончару, создавшему меня и не скажешь: как безобразен тот сосуд, который Ты слепил. И ехал раби вслед за ним до самого города. Вышли навстречу ему жители города и говорили: Мир тебе, великий наставник! Спросил у них тот человек: Кого вы называете великим наставником? Ответили ему: Того, кто едет вслед за тобою. Сказал им: Если этот - великий, то пусть не увеличивается число таких в Исраэле. Спросили у него: Почему ты так говоришь? Ответил им: Так и так обидел меня этот человек. Сказали ему: Тем не менее прости его, ибо высок он в Торе. Сказал он им: Прощаю его ради вас, только пусть не имеет обыкновения поступать так. Тотчас же вошел раби Эльазар (в дом Учения?) и произнес толкование: Следует человеку всегда быть гибким, как тростник, а не твердым, как кедр. Потому-то и удостоился тростник того, что делают из него перья, которыми пишут свитки Торы.
39
В нашем примере явное - это относящееся к человеку, а тайное - к его партнеру по договору. Тайное - Господу Богу нашему, а явное - нам и детям нашим (Деварим, 29, 28).
40
См. статью Раби Шимон в Талмуде и Мидрашим. Наш пример, помимо четырех смыслов, указанных словом Пардес, подразумевает еще один уровень толкования. Это Агада, место которой - между Пешат и Сод.
41
Нам кажется, что Тикуней hа-Зохар также смотрят на Устную Тору в изгнании: Шехина - это Пардес во время изгнания, и она суть ядро внутри, орехом мы называем Ее (69а).
43
Зохар, 2, 99а-б. Речь Здесь идет об Устной Торе, и поэтому толкование начинается с Ремеза (намека), смысл которого сокрыт. Дальнейшее развитие толкования соответствует логике нашего примера - до того момента, когда вслед за Тайной вновь пробуждается Ремез и открывается Пешат (простой смысл), так как происходит преображение всех уровней толкования и новое открытие Письменной Торы.
45
Рассказывают, что даже Шулхан Орух был написан Йосефом Каро для того, чтобы дать возможность каббалистам отдавать все свои силы углублению в тайны Зохара, а не тратить время на поиски практической `Галахи в Талмуде.
46
Сообщается в хасидских легендах, что основатель хасидизма Бааль Шем-Тов все время носил с собой Зохар и с его помощью творил чудеса и видел будущее. Когда его спросили, как он ухитряется узнавать сокрытое, он ответил: Известно, что свет, который был сотворен Святым, благословен Он, в шесть дней творения, позволял человеку видеть весь мир от одного конца до другого. И был этот свет спрятан и откроется праведникам в грядущем. И где спрятан он? В Торе. И потому то, когда я открываю Зохар, то вижу весь мир целиком (Шивхей hа-Бешт. Капустин, без года, лист 39).