Мы не можем делать более выписок из интересной статьи о быте сельских священников и советуем нашим читателям обратить на нее свое внимание. Мы вполне разделяем мнение почтенной редакции, что вопрос о сельском духовенстве «стоит на очереди», и только жалеем, что он так долго «стоит». «Стоянием города не возьмешь», говорит пословица, и стояние это ни для кого не выгодно, ни для народа, ни для правительства, ни для самого сельского духовенства. Нет спора, что светская литература никому не оказала так мало услуг, как духовенству; но нет сомнения, что она готова ему служить с тем же бескорыстием и искренностью, с какою она служила крестьянству и вообще всем вызывавшим ее на честное и откровенное слово. Бояться, кажется, нечего. Отдельные лица — не литература, и она не думает увлекаться двумя, тремя голосами, да, по правде сказать, она и не слышит голосов, способных переверить ее в том, что нужно и что полезно народу в его нынешнем возрасте. По поводу этого очередного вопроса мы ощущаем потребность сказать очень многое, потому что он нам очень близок и мы ему очень сочувствуем. Без всякого сомнения, мы более всего желаем видеть в наших селах не тех «духовных помещиков», с которыми познакомились из сделанных выдержек, но и не желаем видеть ни одного из представителей нашей церкви в том нищенском положении, в котором нам часто приходилось их видеть и в котором они, как явствует из приведенной статьи, встречаются довольно часто. Бесприютность и беспрестанные лишения, а вдобавок к ним боязнь, что неожиданный «указ из консистории» завтра лишит семью и того промерзлого угла, в котором она кое-как отогревает свои коченеющие члены, могут убить самую сильную душу и притупить самую энергическую волю. В таком положении, пожалуй, можно и смеяться над своим горем, но эта насмешка невесела; она скорее напоминает не стоическое спокойствие философа, а равнодушие, с которым изнуренная и истерзанная кляча принимает на свои бока новый удар кнута. Сократов немного на свете, да и к тому же Сократ жил не в наше время и не в нашем климате. Плохо размышлять о высоких предметах и сочинять поучения, когда в одном углу ревут продрогшие дети, а в другом стонет больная и, может быть, клянущая свою долю жена. Нет, так нельзя жить священнику, в такой обстановке мудрено избежать и ропота, и попреков, и… средств, отгоняющих неотступную злодейку-тоску. Общество, конечно, имеет много средств пересоздать условия, в которых мы застаем наше сельское духовенство, и ему пора об этом позаботиться. Что касается нас, то мы главною причиною бесхозяйства сельских священников считаем ту же самую причину, на которую указывает «Дух христианина», то есть право, по которому его могут, мимо его воли и мимо воли его прихожан, взять с места, где его все любят, кроме какого-нибудь одного помещика, и послать на другой край епархии, где он не встретит ни одного знакомого лица. «Дух христианина» замечает, что у униатов так не делалось, а мы прибавим, что так не делается и у немцев. Священник, конечно, человек, так сказать, мирской, «общественный»; он должен служить миру, и ближайший его судья не тот наезжий ревизор, от проницательных глаз которого он спрячет свои вольтеровские кресла и прочие доспехи, а «мир», этот вечный, докучливый ревизор, который помнит веселые звуки фортепияно, терзавшие его душу в ту пору, когда мимо батюшкина дома несли его дорогих покойников. Этот ревизор знает все, и седение, и восстание. Новые положения о крестьянах, вызвавшие их к самоуправлению, вверили им выбор нужных для их общин людей. Для крестьянской общины священник — лицо также несомненно нужное, а достоверно известно, что священники, за которых стоит горою мир, подвергаются опалам, интригам и проискам со стороны двух, трех мироедов именно за качества, долженствующие быть принадлежностью духовного сана. Ergo[8] — вопрос, «стоящий на очереди», надо сдвинуть с его stad-puncto[9] и вести к решению путем свободного и открытого рассуждения. Только таким путем, мы надеемся, удастся помочь духовенству нищенствующему и освободить народ от «духовных помещиков». Очевидно, что чистоте дел здесь мешает та же болезнь: отсутствие свободы совести и недостаток нравственной гарантии перед безнравственной силой; затем невежество, как неизбежное последствие такого состояния.