Во французском издании «Капитала» Маркс конкретизирует: «один больше работает руками, другой больше головой, один как управляющий, инженер, технолог и т.д., другой как надсмотрщик, третий непосредственно как рабочий физического труда или даже как простой подручный» (см.: Т. 49. С. 95 и 190).
Развивая эту идею, Энгельс вводит понятие «пролетариат умственного труда» («intellectual proletariat»):
«Пусть ваши усилия, – обращается он к Международному конгрессу студентов-социалистов в декабре 1893 года – приведут к развитию среди студентов сознания того, что именно из их рядов должен выйти тот пролетариат умственного труда, который призван плечом к плечу и в одних рядах со своими братьями рабочими, занятыми физическим трудом, сыграть значительную роль в надвигающейся революции.
Буржуазным революциям прошлого от университетов требовались только адвокаты, как лучшее сырье, из которого формировались их политические деятели; для освобождения рабочего класса понадобятся, кроме того, врачи, инженеры, химики, агрономы и другие специалисты, ибо дело идет о том, чтобы овладеть управлением не только политической машиной, но и всем общественным производством, а тут уж нужны будут отнюдь не звонкие фразы, а солидные знания» (Т. 22. С. 432; курсив мой – Г.Б.)
Таким образом, понятие рабочего класса не сводится к рабочим ручного или машинного труда. Но, разумеется, существенно различие между квалифицированным и неквалифицированным трудом, между непосредственными производителями и (высоко оплачиваемыми) менеджерами, этими чиновниками в сфере экономики, которые, подобно государственным чиновникам, – как это отмечал Маркс еще в рукописи «К критике гегелевской философии права» (1843)[678] – превращающим (или по крайней мере стремящимся превратить) государство в свою частную собственность, фактически используют не принадлежащую им собственность как свою частную собственность. А вот привилегированных квалифицированных рабочих и низшее звено управляющих (надсмотрщиков, контролеров etc.) Энгельс рассматривал как «аристократию рабочего класса», в развитии которой он видел серьезную проблему.
11. Среди «двух-трех специальных областей», где работы Энгельса существенно дополняли сделанное Марксом, было не только естествознание, но и военное дело. Энгельс применил материалистическое понимание истории к этой специфической области и вместе с тем расширил, углубил и обобщил само это понимание. Он показал, что подобно тому, как в сфере материального производства производительные силы (в особенности орудия) определяют способ производства и производственные отношения, так в сфере военного дела оружие определяет способ ведения войны и военные отношения (отношения между армиями и внутри армий). Это было фактически конкретизацией и развитием того, что в общем виде они с Марксом сформулировали еще в «Немецкой идеологии»: производство (отношение людей к природе) определяет общение (отношение людей друг к другу); первое материализуется в виде орудий труда, а война тоже является формой общения.
12. Значителен вклад Энгельса в теорию революции. Актуальны его прогнозы относительно тех проблем, с которыми может столкнуться предстоящее преобразование общества. Исследуя причины поражения революции 1848/49 годов, он обращается и к опыту Крестьянской войны 16 века в Германии. Один из важных выводов – необходимость зрелости объективных и субъективных условий революции (см. Крестьянская война в Германии, гл. VI). Эту мысль он развивает в исключительно важном письме Йозефу Вейдемейеру 12 апреля 1853 года:
«Мне думается, что в одно прекрасное утро наша партия вследствие беспомощности и вялости всех остальных партий вынуждена будет стать у власти, чтобы, в конце концов, проводить все же такие вещи, которые отвечают непосредственно не нашим интересам, а интересам общереволюционным и специфически мелкобуржуазным; в таком случае под давлением пролетарских масс, связанные своими собственными, в известной мере ложно истолкованными и выдвинутыми в порыве партийной борьбы печатными заявлениями и планами, мы будем вынуждены производить коммунистические опыты и делать скачки, о которых мы сами отлично знаем, насколько они несвоевременны. При этом мы потеряем головы, – надо надеяться, только в физическом смысле, – наступит реакция и, прежде чем мир будет в состоянии дать историческую оценку подобным событиям, нас станут считать не только чудовищами, на что нам было бы наплевать, но и дураками, что уже гораздо хуже». При этом Энгельс имеет в виду такую ситуацию: относительно отсталая тогда Германия, в которой имеется передовая партия и которая втянута в международный революционный процесс; наступает кризис и партия вынуждена действовать, «а это было бы, – подчеркивает Энгельс, – во всяком случае преждевременным» (Т. 28. С. 490 – 491).
678
«Бюрократия имеет в своем обладании государство… это есть ее